На лицах девушек появилась легкая усмешка, а вот физиономия Эдуарда то ли от расстройства, то ли от злости на меня покрылась красными пятнами. Но он стерпел и ничего не ответил, сделав вид, что ему то, о чем я буду беседовать с дочерьми убитой, не особо интересно.

Радуясь своей первой победе над ним, я предложила Светлане и Катерине куда-нибудь удалиться. Они молча встали, и старшая жестом попросила следовать за ней. Мы пересекли коридор, который я уже успела хорошо изучить, и вышли в сад. Там и остановились, расположившись в небольшой беседке с двумя покачивающимися лавочками-качелями. Я не стала тянуть время и, сев на одну из них, сразу приступила к расспросам:

— У вас есть какие-нибудь предположения по поводу того, кому было выгодно убийство вашей мамы?

Обе девочки, усевшиеся на противоположные качели, отрицательно покачали головой. А потом старшая, Катерина, сообщила:

— Даже если и были, то мама о них вряд ли бы что-то нам сказала: в ее дела никто из семьи не лез.

Девушка была явно очень решительной и, как я заметила, старалась не демонстрировать окружающим свою скорбь и печаль. При пристальном наблюдении за ней было видно, что она переживает смерть матери, но ее поведение на это никак не указывало. Девушка со всеми держалась одинаково высокомерно, никому не желала демонстрировать свою слабость, тем самым как бы отбивая у окружающих желание ее пожалеть. Впрочем, если я правильно поняла ее тактику, Катерина просто сразу поняла, что теперь именно она осталась за главную, и моментально дала об этом знать. Очень целеустремленная девушка. Такие точно знают, чего хотят от жизни.

А вот сестра ее была совершенно другой, полной противоположностью Катерине. Скромная, нерешительная, близко принимающая все к сердцу и добрая, она почему-то напомнила мне маленького ангелочка, которого и обидеть-то невозможно — жаль. Для нее смерть матери была настоящим горем, хотя девочка тоже держалась, старательно скрывая свои чувства.

— И все же, может, она случайно как-то проговорилась, что с кем-то в ссоре или кто-то ей угрожает? — после легкого анализа новых хозяек особняка предприняла я еще одну попытку выяснить хоть какие-нибудь нюансы жизни их матери, совершенно не удовлетворившись ранее данным мне ответом.

— Да кто ей мог угрожать, кроме муженька ее последнего? — на этот раз ответила Света, хлюпнув носом. — Он только и делал, что ныл. Она, мол, его без гроша бросила, а он этого так не оставит.

— Мы года три слушали его нытье и дурацкие угрозы, — добавила старшая, бросив не совсем одобрительный взгляд в сторону сестры, будто та ляпнула что-то лишнее. А потом продолжила, уже повернувшись ко мне: — Вряд ли бы он на убийство решился — слабак. А больше, так чтоб в открытую, маме никто вроде и не угрожал. Да вы лучше с бабкой поговорите, она больше знает. А мы в материны дела не лезли, своих хватало. То с учебы, но на учебу, то в спортзал или еще куда.

Последнее предложение было сказано Катериной таким тоном, что у меня невольно создалось впечатление, что между матерью и дочерью не все ладилось. Но утверждать это я не могла. Хотя то, как Катерина восприняла произошедшее, все же настораживало.

Задав девушкам еще по паре вопросов, я поняла, что ничего от них не добьюсь: они не слишком раскрывались передо мной, то и дело повторяя почти одинаковыми словами, что в дела матери нос не совали. Пришлось вернуться в дом, где Эдуард уже буквально выскакивал из собственной шкуры.

— Ну что вы так долго? — увидев нас, затараторил он. — Я уж думал, уехали куда, а меня, такого хорошего, и не взяли с собой.

— Без вас уедешь, как же, — добавила Анна Николаевна, вернувшись из кухни, куда она относила посуду. — Ну что, есть уже версии? — обратилась она ко мне.