Он сделал добрый глоток эля. Брак с леди Мейберри был невозможен в силу многих причин, да и она сама при встрече сделала все, чтобы разрушить даже самые робкие надежды. Во время обеда она была с ним холодна, а уходя, не сказала ни единого слова, не подарила ни единого красноречивого взора.

Но так просто он не отступится. И дело тут не только в ее ошеломляющей красоте. Тогда, на террасе, между ними возникло некое подобие дружбы – или ему показалось? Никогда прежде он не испытывал такого удовольствия от беседы с женщиной… как, впрочем, и с мужчиной, черт возьми!

– Теперь курочка возвратилась на знакомый насест, – сказал Ноттон. – А в замужестве барышня давала жару… ну, насколько я слышал. Наслаждалась вниманием мужчин – и женатых, и свободных, – потому неудивительно, что дамы ее недолюбливают.

– Внешность она себе не выбирала.

Ноттон озабоченно взглянул на друга:

– Будь благоразумен, Дрессер. Леди Мейберри – прелестная молодая женщина. Многие считают ее обворожительной. Но с такими, как она, хлопот не оберешься…

Дрессер вновь наполнил стакан и сел:

– Она куда уязвимее, чем можно предположить. Она успешно делала вид, что не замечает шуточек и колкостей на свой счет, но я-то сидел рядом. Она была вся словно туго натянутый лук и почти ни кусочка не проглотила за обедом.

– Неудивительно, что ее гнетет такое отношение, однако виной всему ее скандальные выходки, тут уж ничего не поделаешь.

– Увы – похоже, ты прав.

Однако его собственный разум, сердце и внутреннее чутье говорили как раз об обратном. Он готов был встать с ней спина к спине на горящей палубе, обороняясь от неприятеля. А ведь никто не спешил становиться на ее защиту. Семья в самом лучшем случае осуждала ее поведение и планировала вновь заключить в узилище, дабы предотвратить дальнейшие безумства. А в худшем – она становилась просто-напросто предметом купли-продажи, и стоимость ее была сопоставима с ценой доброй лошади!

Возможно, де Бофор искренне увлечен ею и смог бы защитить, но он еще так молод. Селлерби больше подходил в качестве кандидата в мужья. Возможно, именно поэтому он не слишком пришелся по душе Дрессеру. Хорош собой, элегантен, человек вполне светский – правда, ни черта не смыслит в скачках, – да и леди Мейберри, похоже, его отличает.

– А ты знаком с графом Селлерби?

Ноттон недовольно нахмурился:

– Типичный придворный. Птица высокого полета, не мне чета, однако мы встречались. Я был приглашен вместе с друзьями в его городскую резиденцию полюбоваться коллекцией скульптур. Сплошь современные подделки, но повторяют оригиналы с точностью до малейших деталей, – а ведь еще далеко не все, как он говорил, успели привезти из-за границы.

– Стало быть, он богач?

– Должно быть, так. Я даже думал купить парочку скульптур для своего сада. Энни они бы приглянулись, ведь все персонажи вполне одеты… Помню, Селлерби говорил, что новый вид гипса вполне способен противостоять причудам нашей погоды. Эти статуи обжигают, словно фарфор. Да, неплохо бы заполучить парочку.

Дрессеру вовсе не казалось разумным устанавливать классические статуи в парке уютного деревенского поместья, но он ничего не сказал. Вместо этого он вдруг подумал: понравились бы такие скульптуры Джорджии Мейберри, если бы он установил их в своем поместье? Если даже и так, она, как он всерьез подозревал, предпочла бы куда менее скромные варианты на тему античности.