– Ты уже во второй раз потихоньку улизнул от меня, – сказала она с веселой улыбкой.

– С чего бы мне вдруг захотелось от тебя улизнуть? – ответил он усмехаясь, но за шутливым тоном чувствовался жар страсти и желания.

Кэтрин посмотрела на него с некоторым беспокойством:

– Ты думаешь о чем-то, что-то тревожит тебя, но ты не хочешь со мной поделиться.

Доминик с изумлением взглянул на жену, потом расплылся в улыбке:

– Как же хорошо ты меня знаешь!

– Что верно, то верно. – Кэтрин усмехнулась. – Знаешь, у меня есть кое-что для тебя. Возможно, это улучшит тебе настроение, а может, и нет.

И она протянула ему письмо. Доминик колебался мгновение, и Кэтрин поняла, что он узнал почерк матери. Наконец он взял письмо и сломал печать. Письмо было короткое, всего одна страничка, но по выражению лица Доминика она не смогла понять, огорчило ли его оно или нет.

– Мать поздравляет меня с днем рождения, желает счастья. – Доминик убрал письмо в карман сюртука. – И она приглашает меня заехать к ней в гости, когда мы вернемся в следующем месяце в Лондон. Она хочет рассказать мне о моем отце.

Кэтрин закусила губу.

– И как тебе такая новость?

Откровенно говоря, она сама не смогла бы сказать, как ей нравится такая новость. Отчасти она испытывала гнев. Поздновато решила Ларисса рассказать Доминику о его отце! Что уж теперь, когда Видал умер, а Доминик сам сумел наладить свою жизнь. Но Кэтрин также понимала, что Доминику по-прежнему хочется услышать правду из уст матери. Чтобы мать наконец-то стала на его сторону, чего она не делала никогда.

– Не знаю, – признался он и взял жену за руку. – Думаю, ей теперь очень одиноко, так как Коул с Сарой перебрались жить в Европу. К тому же скандал, разразившийся из-за последнего романа Сары, заставил их отдалиться друг от друга окончательно.

Кэтрин кивнула, припоминая, какого шума наделала связь Сары с младшим конюхом, который был гораздо ее моложе. Причем Сара не очень-то и скрывала эту связь. Кэтрин подавила невольную улыбку. Что ж, жизнь в Европе и банкротство – это, по чести сказать, лишь отчасти можно было считать справедливым возмездием Коулу и Саре за их проделки. Конечно, нехорошо радоваться чужим несчастьям, а все же она никак не могла удержаться и не порадоваться – после всего, что довелось пережить из-за них Доминику!

Он вздохнул и снова посмотрел вдаль, на свои земли.

– Мне известно, до нее дошли слухи о том, что я был принят семейством Видала и что сам Видал вскоре умер. Может, теперь ее безумный страх нарушить тайну поутихнет, так как правда все равно уже вышла наружу.

– Как ты собираешься поступить? – спросила Кэтрин.

Он пожал плечами, но, заглянув ему в глаза, она с радостью увидела, что боли, которая появлялась в этих глазах всякий раз, когда заходила речь о семействе Мэллори, больше нет. Боль ушла в прошлое, где ей и место.

– Думаю, я заеду к ней. Ведь она – моя мать. И я понимаю, что она была очень несчастна. И что поступки ее определялись стремлением защитить, а не обидеть. Я всегда считал: она не может спокойно смотреть на меня, потому что жалеет, что я вообще появился на свет… Но теперь я знаю, насколько внешне напоминаю моего отца в молодости, поэтому думаю иначе. Возможно, она просто горевала о потере любимого.

Доминик обнял жену, и она, крепко прижавшись к нему, постаралась не думать о прошлом. Когда же она, тихонько вздохнув, подняла взгляд на звездное небо, он прошептал ей на ухо:

– Очень, очень давно я увидел тебя, когда ты смотрела на звездное небо, вот так же, как сейчас.