Анна открыла глаза. Он тяжело дышал. Его глаза опасно сверкали. Он провел по ее щеке согнутым пальцем. – Любви здесь нет и никогда не было.

Затем его палец скользнул по ее влажным, чуть раскрытым тубам.

– Дом, – прошептала Анна.

– Ты когда нибудь целовалась? – вдруг спросил он. Она молча покачала головой. Его ладонь внезапно разжалась.

– В таком случае мне выпала огромная честь, – прошептал он, наклоняясь к ней, – быть первым.

Дрожа от предвкушения чего то необыкновенного, не в силах произнести ни слова, Анна ждала поцелуя.

Доминик едва коснулся ее губ. Анна была разочарована. Потом быстрым движением снова скользнул по ним и замер, прижавшись щекой к ее щеке. Анна протянула руки и обхватила его за плечи.

Его рот широко раскрылся и, казалось, поглотил ее губы. Анна вскрикнула.

Дом с силой сжал ее в объятиях. У Анны закружилась голова, земля поплыла под ногами… Она приникла к нему и обняла так крепко, как только могла. Внезапно он коснулся языком ее языка. И так же внезапно убрал его.

Анна задрожала от волнения. Тяжело дыша. Дом оторвался от ее губ.

– Я должен отвести тебя в залу, – хрипло сказал он и попытался отстранить ее от себя.

– Нет! – Анна приподнялась на цыпочки и неистово прижалась губами к его рту.

Он застыл, но всего лишь на секунду. Пока она неумело, но страстно целовала его. Дом железной хваткой сомкнул руки на талии Анны. Его рот открылся – жаркий, влажный, словно пожирающий ее губы… и они медленно опустились на траву.

Несколько мгновений спустя крик Анны наполнил ночь.

Глава 1

Уэверли Холл, 1856 год

Был прекрасный летний день – теплый, солнечный, на небе ни облачка. Омрачало его лишь одно событие: сегодня хоронили маркиза Филипа Уэверли.

Смерть его была внезапной и преждевременной. Маркизу исполнилось всего пятьдесят, он всегда отличался отменным здоровьем, и даже его отец, герцог Рутерфорд, в свои семьдесят четыре все еще пребывал в добром здравии. Но, видимо, от судьбы не уйдешь: Филип неожиданно схватил инфлюэнцу и через несколько дней скончался.

Поскольку маркиза Уэверли хоронили за городом, у могилы собралось не больше сотни человек: местное дворянство, помещики и фермеры арендаторы бок о бок с герцогами и графами в окружении всего населения Дултона – булочников, мясников, плотников, доярок и пастухов. Едва ли они пришли из любви к покойному маркизу, которого здесь мало знали: Филип Сент Джордж был ученым и большую часть жизни провел в путешествиях по экзотическим странам. Некоторые явились на похороны из уважения, но многих привело сюда чувство долга. Долга перед маркизом Уэверли и его отцом, герцогом Рутерфордом. Даже королева прислала свои соболезнования.

Все только и говорили о том, как это странно, что Филипа хоронят за городом, в Уэверли Холл, а не в фамильном склепе в Рутерфорд Хауз рядом с многочисленными прославленными предками.

Анна как могла старалась утешить герцога, который в эти последние несколько лет был для нее единственной опорой. Она нежно обняла старика, оплакивающего единственного сына. Анна никогда не испытывала симпатий к Филипу, с которым даже не была близко знакома, но искренне любила его отца. Горе герцога стало ее горем. Поэтому, когда появились мужчины, несущие на плечах гроб, у нее от слез все поплыло перед глазами.

В своей короткой жизни Анна лишь раз видела похороны – своего отца. Ей было тогда всего десять лет, но она хорошо помнила, какое страдание, какую огромную боль пережила в тот момент. Только те похороны совсем не походили на нынешние. Отец Анны всегда был бесплодным мечтателем и не мог усидеть на одном месте, поэтому девочка росла одна и, можно сказать, была лишена семьи.