— Нет, — ответила ее мать. — В Испании ему будет лучше, чем здесь. Возможно, он еще раз обдумает все, что с ним случилось, и поймет, что ненависть ни к чему хорошему не приводит.

Ненависть. Какое страшное слово! Ли чувствовала, что Венеция ее ненавидит. Рексу она тоже не доверяла. Он все время улыбался ей, такой милый, любезный, ну просто душка. Однако Ли чувствовала, что он что-то замышляет за ее спиной.

— Господи, неужели этому никогда не будет конца? — спросила она.

— Эта вражда длится уже несколько десятков лет, — ответила ее мать. — Я просто поверить не могу в то, что весь этот ужас закончился только потому, что мы уладили все спорные вопросы. Произошло чудо из чудес — лорд Керкби решил зачехлить свой боевой меч. О, прошу тебя, дорогая, не волнуйся. Теперь тебе нужно думать о будущем. О своем сыне.

— Ты права…

— Тогда в чем дело?

Ли покачала головой. Она не знала, стоит ли обо всем— рассказывать матери.

— Что случилось, дорогая? Тебе радоваться нужно, а ты почему-то грустишь. У тебя есть все, о чем только может мечтать женщина.

— Да, — согласилась Ли. — Только я не знаю, как мне дальше жить со всем этим тяжелым грузом прошлых ошибок. Мое прошлое преследует меня. Я просыпаюсь среди ночи и не могу заснуть. Как жаль, что я уже ничего не могу изменить. А с другой стороны, если бы я смогла изменить свое прошлое, то у меня не было бы Бена.

Мать крепко обняла Ли.

— Нам всем есть о чем сожалеть. И страшно то, что грехи наши такие тяжкие, что нам порой кажется: их невозможно искупить. Однако это не так. Ты простила меня, и еще Господь даровал мне свою милость — ты вернулась ко мне живой и невредимой, — сказала она и, помолчав немного, добавила: — И умудренной жизнью.

— Мне кажется, что гораздо легче простить чужие грехи, чем свои собственные.

— Ты права, — печально вздохнув, сказала ее мать. — Труднее всего, Ли, простить себе собственные ошибки. Однако люди, которые любят нас, прощают нам все, и нам самим следует сделать это. Не стоит постоянно думать о том, чего ты уже не сможешь изменить. Иногда мы совершаем такие ошибки, в которых даже страшно признаться. И эти ужасные секреты мы храним в наших сердцах. Мы боимся признаться в них потому, что понимаем, какие разрушительные последствия это может принести.

Мать говорила таким печальным голосом, что сердце Ли сжалось от боли. Она не станет обременять мать своими тревогами и сомнениями. Крепко сжав руку матери, она сказала:

— Спасибо тебе. Я постараюсь больше не думать о прошлом.

Ее мать кивнула в ответ.

— Ты должна это сделать ради тех, кого любишь. Они сейчас для тебя самые главные люди на свете. Только в объятиях Девона ты сможешь найти покой.

В объятиях Девона.

Ли хотела еще кое-что узнать. Она понимала, что с таким деликатным вопросом она может обратиться только к матери.

— Мама, скажи, как можно дать понять мужчине, что он снова может пускать в действие свою палку?

Ее мать в недоумении заморгала глазами.

— Палку? Твой отец любит меня. Он никогда меня не бил. Неужели Хаксхолд тебя бьет?

— Мама, это не та палка, о которой ты думаешь! — воскликнула Ли. — Я имею в виду не палку для битья, а палку.

— Палка, которая не палка? — спросила ее мать. Ее легкий испанский акцент делал этот вопрос бессмысленным и даже каким-то глупым.

Ли в отчаянии прижала руки к щекам. У нее ничего не получалось. Она не могла объяснить матери, что имеет в виду. Ли решила предпринять еще одну попытку.

— Помнишь Меи, мою горничную? Она называла этот мужской орган палкой, — сказала Ли.