Еще раз обдумав все изложенное выше и сознавая, что при этой ситуации мы не можем полноценно работать над фильмом, что это в первую очередь повредит фильму, что наш творческий контакт с т. Бондарчуком НЕВОЗМОЖЕН, мы просим Вас освободить нас от работы над фильмом «Война и мир».

Получив письмо, Сурин выслушал обе стороны и даже сделал попытку примирить их. Но ни Бондарчук, ни супруги-операторы руку примирения друг другу не протянули. В результате второй оператор фильма 31-летний Анатолий Петрицкий, снявший до этого всего лишь одну, но прекрасную картину «Мой младший брат» (1962), стал главным оператором «Войны и мира».

В конце 1963 года группа вернулась из очередной экспедиции (из Дорогобужа) и приступила к павильонным съемкам. И здесь разразился новый конфликт: уже между Бондарчуком и Тихоновым. Для последнего это были его первые большие игровые сцены в павильоне, где от него требовалось раскрыть свой актерский талант в полную мощь. Но именно тогда случился момент, когда он от отчаяния, что у него ничего не получается, хотел отказаться от роли. Вот как об этом вспоминает С. Бондарчук:

«Когда начались съемки эпизода „В коридоре штаба Кутузова“, у нас с Тихоновым, по существу, возник поединок. Я был вынужден подчинить его своей воле, видению и творческим решениям. Может быть, это и нехорошо, но входит, к сожалению, в обязанности режиссуры. И здесь я встретил сопротивление. Ведь к началу работы над „Войной и миром“ у Тихонова был немалый опыт актерской работы в кинематографе, может быть, даже больше сыгранных ролей, чем у меня. Ему же надо было отказаться от всего, что он сделал раньше, от повторения, культивирования в себе того, что уже было выработано. Поединок сводился к тому, что я требовал от актера перейти в совершенно новое качество.

Раскрытие образа Андрея Болконского, этого литературного феномена, требовало от актера подняться не на один, не на два, а на несколько порядков выше обычных представлений…

Первый дубль, второй, десятый, вражда, скандал, столкновения… Пятнадцатый дубль. Уже вся съемочная группа принимает участие в нашем поединке. Все, как на ринге. Я требовал от Тихонова, чтобы он при первом же появлении вызвал неприязнь. Человек разочарованный, издерганный, человек, которому все наскучило, который мечтает стать «над всеми».

Двадцатый дубль…

– Нет, Сергей, я ухожу, я не могу с тобой работать, мне не под силу поднять эту роль… Нет, нет!

– Нет, ты сможешь! Внимание! Приготовились!

Прибегаю к недозволенному – показу! Играю от начала до конца всю сцену. Может быть, неверно, но стараюсь вложить в игру весь свой опыт, довожу себя до сердечного приступа.

– Давай ты!

– Я так не могу, – говорит он.

– Давай!!!

Двадцать третий дубль… Израсходовано столько пленки, сколько было отпущено не только на этот эпизод, но и на все соседние павильоны. И в этих условиях есть почти нужный результат… в каком-то предыдущем дубле.

Тридцать второй дубль…. Мы разошлись неудовлетворенные. Я сказал, что на этом, может быть, мы не остановимся и еще вернемся к эпизоду после того, как посмотрим его на экране.

В картину вошел пятый или шестой дубль, а не последние. Мне просто хотелось, чтобы актер перешагнул даже через собственные возможности.

Но я, конечно, не рассчитал своей стратегии. Восстановил Тихонова против себя, и он, кажется, возненавидел меня.

В нашем поединке все было не так просто. Весь эпизод «В коридоре штаба Кутузова» – тридцать метров. Он был снят одним куском. Не хотелось идти на монтажное дробление. Кроме того, Тихонову нужно было освоить костюм, походку, манеру говорить, по сути, характер, а времени в обрез. Не было возможности ввести актера в роль исподволь…»

Как вспоминает сам Тихонов, своей игрой в «Войне и мире» он остался недоволен.