Оба помолчали. Наконец, Призрак вяло произнес:

– Очень буду рад...

– Что же, идем, – сказал Дух. – обопрись на мою руку.

– А мне скоро разрешат писать? – спросил Призрак.

Дух засмеялся.

– Ну, если ты об этом думаешь, тебе вообще писать не удастся, – сказал он.

– То есть как?

– Если ты смотришь только для того, чтобы писать, ты ничего не увидишь.

– А для чего еще художнику смотреть?

– Ты забыл, – сказал Дух, – Ты сам начал не с этого. Твоей первой любовью был свет, и ты начал писать, чтобы показать его другим.

– Ах, когда это было! – отмахнулся Призрак. – С тех пор я вырос. Вы, конечно, видели мои последние работы. Меня интересует живопись сама по себе.

– Да, и мне пришлось от этого лечиться. Если бы не благодать, каждые поэт, музыкант и художник ушел бы от первой любви в самые глубины ада. Понимаешь, никто и не останавливается на искусстве для искусства. Потом уже любят одного себя, одну свою славу.

– Кто-кто, а я... – обиделся Призрак.

– Вот и хорошо, – сказал Дух. – Мало кто из нас мог это сказать, когда сюда явился. Но это ничего. Это воспаление исцеляет наш источник.

– Какой источник?

– Там, в горах. Он холодный и чистый. Когда из него напьешься, забываешь, ты написал картину или не ты. Просто радуешься. Не гордишься, не скромничаешь, а радуешься.

– Великолепно... – откликнулся Призрак без должного пыла.

– Что ж, идем, – сказал Дух, и они прошли несколько шагов.

– Встречу интересных людей... – сказал Призрак как бы про себя.

– Да, – сказал Дух, – тут все интересны друг другу.

– М-м... я собственно... я имел в виду наших . Увижу я Клода? Увижу Сезанна? Увижу...

– Наверное, если они у нас.

– А вы что ж, не знаете?

– Конечно, нет. Я тут недавно. Как их встретишь?.. Нас, художников, тут много.

– Они не просто художники! Они знаменитости.

– Какие тут знаменитости! Как ты не поймешь? Здесь, у нас, все – во славе.

– Вы хотите сказать, что у вас нет известных людей?

– Все известные. Всех знает, всех помнит, всех узнает Единственный, Кто судит верно.

– А, да, в этом  смысле, – совсем опечалился Призрак.

– Идем, идем, – сказал Дух, так как новоприбывший вроде бы упирался.

– Что ж, наша награда – слава среди потомков, – проговорил Призрак.

– Ты что, не знаешь? – удивился Дух.

– О чем?

– О том, что нас с тобой никто не помнит на земле?

– То есть как?! – и Призрак вырвал руку. – Значит, эти чертовы неорегионалисты взяли верх?

– Ну, конечно! – радостно ответил Дух. – Ни за твою, ни за мою картину и пяти фунтов не дадут. Мы вышли из моды.

– Пустите меня! – возопил Призрак. – В конце концов у меня есть долг перед искусством! Я напишу статью. Я выпущу манифест. Мы начнем издавать газету! Пустите, мне не до шуток!

И, не слушая Духа, Призрак исчез.

Слышали мы и такой разговор.

– Нет, нет, об этом и речи быть не может! – говорила еще одна призрачная дама светлой женщине, – И не подумаю остаться, если надо с ним встретиться. Конечно, как христианка, я его прощаю.