Изменить размер шрифта - +
И только на семнадцатый день, в шесть часов, Ангел наконец согласился войти в церковь. Осыпаемый цветами, проплыл он на носилках по улицам, забитым кающимися грешниками. С пением внесли его в церковь, освещенную сотней свечей. Викториано поставил перед главным алтарем единственное в Пумакучо обитое бархатом кресло.

– Там мое место, – сказал Ангел и указал на алтарь.

– А святые как же?

– Там мое место, – повторил Ангел нетерпеливо.

Учительница Торрико, не колеблясь, убрала святого Петра и святого Павла, а Франциска Ассизского вместе с волком задвинула в самый угол. Ангел поднялся и занял главный алтарь. Учительница притащила облачение, в котором священник служил по праздникам. Ангел позволил себя одеть, принял на голову венок из цветов и благословил присутствующих. Мужчины и женщины клали к его ногам серебряные сердца, монеты, плоды, и Ангел ласкал все это своим божественным взором. И тут в первый раз он взглянул на Агапито Роблеса.

 

Глава семнадцатая

Продолжение подлинно правдивой истории об Архангеле по имени Сесилио Энкарнасьон

 

«В Пумакучо спустился Ангел, призванный избавить индейцев от страданий». Но эта добрая весть – не для белых. Архангел Сесилио вещал истину на языке кечуа. Звуки языка угнетателей выводили его из себя, он терял свое ангельское спокойствие. На языке кечуа возвещал он конец царства несправедливости. Даже когда не знавшие языка истины входили в церковь, чтобы почтительно приветствовать Ангела, их все равно выталкивали вон. Добрая весть – не для белых. Приказ нового епископа Иерусалима – бывшего певчего Викториано – выполнялся в точности. Только истинно верующие, то есть те, кто владеет языком Архангела Сесилио, должны знать о его пришествии. Еще не настало для него время явить свой огненный лик всему миру. Сесилио – ангел, видимый лишь угнетенным. Он стоял в алтаре и терпеливо переносил всеобщее обожание. Каждый день бывшая учительница Торрико, а ныне епископ Уануко, меняла ему облачение и венок. В этом наряде, в битком набитой народом церкви, при зажженных свечах он тяжко страдал от жары. По лицу Ангела струился пот, драгоценный пот стирали ватой прислужницы Ангела. Вечером епископ Иерусалима запирал двери храма. Только чистым девам позволено было участвовать в ночных бдениях Ангела. В двенадцать часов епископ Иерусалимский подносил Ангелу ложку воды. Больше он ни в чем не нуждался. Ибо все остальное – вареная кукуруза, жареная баранина, куры, кролики, кастрюли с тушеным мясом, мясо, зажаренное на раскаленных камнях, великолепные фрукты, – все это принималось лишь для того, чтобы Сесилио было чем угостить своих небесных родственников. По ночам (многие слышали, как шелестели крылья) ангелы прилетали к Сесилио, рассказывали новости или просто болтали, чтобы развлечь товарища. Они-то к съедали подношения. Но все эти вести – не для белых. Архангел Сесилио явился с совершенно ясным приказом – сжечь все города белых и выстроить Храм Изобилия. Он самолично сообщил властям: как только пройдут дожди (Агапито Роблес не переставал изумляться – по всей провинции дожди запрещены, а здесь льют да льют, и хоть бы что), начнется строительство Храма Изобилия. Каменщик Паласиос был назначен главным архитектором. Ему заказали проект священного здания, которое будет построено по распоряжению Бога Отца, чтоб накормить всех голодных индейцев. На вершине холма Пумакучо воздвигнется эта Великая Столовая, где насытятся наконец краснокожие люди. Храм будет в одну лигу шириной и в одну высотой. И все же Паласиос сомневался – поместятся ли там все голодные? Епископ Гаити сообщил, что строительство начнется первого марта. Но ночью на Архангела снизошла благодать, и наутро он приказал приблизить дату. Первого января прекратится торговля и начнутся строительные работы.

– Сколько дней запрещается торговать? Один? Два? – спросил какой-то лавочник.

Быстрый переход