– Пусть будет по-твоему. Что же увлекло?

– Целый день я провел над геометрической задачей. Долго бился. Разумеется, все над теми же параллельными линиями. Я взял четырехугольник, верхние углы которого предположительно прямые. Но это требовалось доказать. Это, так сказать, первое предположение, то есть углы прямые. Второе предположение: углы острые. Третье предположение: углы тупые. Я строил треугольники, опуская на основания их прямые, делил пополам четырехугольники… Словом, делал все необходимое для убедительного доказательства. Потом я предположил, что все углы тупые и все углы острые. Я мысленно вычертил и эти странные четырехугольники и невольно залюбовался ими…

– Более чем странные четырехугольники, – сказал Васети коллегам.

– К чему их приспособить? – прищурив глаза, спросил Омар Хайям.

Ученые молчали, не желая скороспелыми предположениями давать неправильное толкование.

– Эти фигуры меня забавляли весь день и всю ночь…

– Не мудрено, – заметил Исфизари.

– Да, очень любопытные фигуры… – сказал Лоукари.

– Что скажешь еще, господин Лоукари?

– Да ничего…

– Послушайте, друзья мои, – продолжал Омар Хайям, – представьте себе, что вы на вершине правильно наметенного ветром бархана. Этот бархан, на вершине которого стоите вы, расходится во все стороны соответственно правилам, присущим сыпучим телам. Не кажется ли вам, что именно на таком бархане может быть изображен такой четырехугольник?

– На бархане? – спросил Лоукари.

– Я это к примеру. Вместо песка можно взять зерно. Очень много зерна, представляете себе? А вы на самом верху. А под вами четырехугольник. Воображаемый или изображенный меловой краской или каким-либо иным способом. Представляете?

Первым отозвался Хазини.

– Нет, – сказал он.

Остальные согласились с ним. Вполне единодушно. Омар Хайям огорчился. Он порвал чертеж и сказал:

– Пожалуй, вы правы. Забудем об этом дурацком бархане.

5. Здесь рассказывается о встрече Хусейна с Эльпи и о том, что дала эта встреча меджнуну

Она сидела по одну сторону от хакима, а Хусейн по другую. Так пожелала Эльпи. Она не уступила настоятельным требованиям Хусейна остаться с ним наедине.

– Зачем? – спросила она.

– Мы будем откровеннее, – объяснил Хусейн.

– У меня нет от него секретов, – сказала Эльпи и посмотрела в сторону Омара Хайяма. А господин Омар Хайям молчал. Он заявил с самого начала, что сделает все так, как пожелает Эльпи.

– Твоя рабыня? – гневно спросил Хусейн.

– Это женщина, – ответил Омар Хайям.

– Ты же за нее заплатил деньги!

– Да. И немало.

– Значит, ты так уважаешь женщину, что готов заплатить за нее все свои деньги?

Хусейн скрежетал зубами, точно зверь пустыни. Ему хотелось уличить этого благочестивого ученого во лжи, в своекорыстии и, если угодно, в обычном мужском скотстве. А что, разве это не так?! Пожилой мужчина должен понимать, кто ему пара, и не должен зариться на двадцатилетнюю, у которой к тому же молодой возлюбленный. Если бы у него была совесть, он не стал бы отбивать Эльпи при помощи денег. Динары – это еще не любовь. Купленная благосклонность женщины ничего общего не имеет с подлинной любовью. А что, разве не так? Именно так!

Господин Хайям слушает Хусейна с таким равнодушием, что кажется, все это не касается его. Хаким присутствует здесь ради безопасности Эльпи – буйный меджнун способен натворить все, что угодно.