— Ты должна попытать счастья, Саманта, — сказал папа. — Но если у тебя что-то не заладится, обещай мне, что ты вернешься домой.

— Что не заладится? — спросила я. — Что ты имеешь в виду, папа?

— Ну, что тебе будет там плохо, — ответил он. — Или если ты потеряешь работу.

У меня было такое чувство, будто он чего-то не договаривает, но я никак не могла понять, что он пытается мне сказать. В конце концов мы оба замолчали и стали просто дожидаться Джайлза.

До своего приезда в Лондон я даже не могла себе представить, насколько знаменит Джайлз в своей профессии. Несомненно, он сделал себе имя, как говорили о нем.

— Неужто вы в самом деле работаете фотомоделью у Джайлза Барятинского? — спрашивали меня на светских раутах. А иные добавляли: — Не удивительно, что он захотел вас снимать. Он предпочитает фотографировать только очаровательных женщин.

Ходила легенда, которая на поверку оказалась чистым вымыслом, будто некая невзрачная женщина готова была выдать ему незаполненный чек, только бы он согласился сфотографировать ее, но он якобы с пренебрежением отклонил эту просьбу. На самом же деле он снимал непривлекательных женщин на фоне самых причудливых, фантастических декораций, отчего их уродство скрадывалось. Кроме того, он умел мастерски ретушировать снимки.

Джайлз был настоящим художником и благодаря своему мастерству умел создавать изумительные портреты даже в тех случаях, когда снимал женщин, физиономии которых, по выражению Мелани, были похожи на зад кебмена.

Не удивительно, что клиентки приходили в восторг от своего изображения и выкладывали баснословные суммы за дюжину снимков в разных позах, после чего дарили их своим друзьям.

Но я вскоре поняла, что позировать Джайлзу — работа отнюдь не из легких. Свет ламп обжигал и слепил немилосердно, а он часами искал нужную позу и не успокаивался, пока не добивался своего.

Позировать Джайлзу было, пожалуй, не менее утомительно, чем демонстрировать модели.

Когда я раньше разглядывала журналы, то представляла себе, что девушки, которые были там изображены в платьях знаменитых кутюрье, ведут шикарную жизнь. И только теперь я поняла, насколько это тяжелый и изнурительный труд. Во время показа приходилось раз по двадцать менять туалеты, а после него нужно было снова и снова надевать их то для одной, то для другой клиентки.

Как ни странно, но именно мисс Мейси обучила меня походке на демонстрационном подиуме. Я узнала, что есть специальные школы для манекенщиц, но Джайлз считал, что посещать такую школу — лишняя трата времени.

— Если девушка грациозна от природы, как вы, Саманта, — сказал он, — то ей достаточно всего лишь усвоить несколько приемов — как держать осанку, как правильно ходить и что делать с руками.

На первый взгляд казалось, что в этом нет ничего мудреного, но на самом деле приходилось часами ходить по студии — туда и сюда, взад и вперед, поворачиваться, улыбаться, снова поворачиваться — и так до тех пор, пока Джайлз и Мэйси не говорили, что теперь все хорошо.

Я казалась себе неловкой и неуклюжей, но Хортенз сказала, что у нее ушло гораздо больше времени на то, чтобы обучиться всему, что требовалось, и что одно время Джайлз даже собирался уволить ее из-за неповоротливости.

Это немного подбодрило меня, но когда я увидела Мелани и Хортенз на нашем первом совместном показе, то поняла, насколько они грациозны и как умеют каждое платье сделать воплощением элегантности.

Вскоре я также поняла, что мы должны работать не только в дневное, но и в вечернее время. Девушки Джайлза должны были показываться на вечерних коктейлях в туалетах, о которых писали в светской хронике, чтобы дамы из общества потом заказывали полюбившиеся им модели.