***

Что делать? Что делать? Что делать? Эти слова, словно метроном, стучали у нее в голове, отдавались в висках.

Лару словно жгло изнутри что-то. Нельзя ничего не делать, невозможно просто сидеть и ждать.

Да, она уже совершила один опрометчивый поступок. Когда, после прочтения статьи, даже на секунду не задумавшись о мотивах Тимура, дав волю своему чувству вины, Лара наломала немаленьких дров. Правда, она же по горячим следам быстро сделала правильные выводы. Только вот это пока не принесло никаких результатов. Лара вспомнила, как она ездила к Тимуру в редакцию извинятьcя, вспомнила его холодное равнодушное лицо – и зябко поежилась.

Ладно, не будем думать об этом. Вспомним другое. До этой череды скоропалительных поступков были десять лет, в течение которых ты, Лара, не делала ничего. Ровным счётом ничего. Ты дышала, пила, ела, спала.

И единственное, на что откликалось что-то в ее душе – это работа. После смерти Петра Лара предала самое себя. Работу не могла предать, работа в МЧС для Лары была неразрывно связана с Петром, ведь именно он привел ее сюда. И свою работу она не могла предать – в память о муже.

А себя – себя предала. Это ли не есть самый худший вид предательства? Разве Петр бы одобрил ее? Разве он хотел бы, чтобы Лара так жила? Чтобы она так не жила целых десять лет?

Нет. Конечно, нет.

Лара не сдержалась, застонала, вжалась лбом в скрещенные руки. Она осознала, что сделала. Что именно натворила со своей жизнью, с Тимуром. Но это нисколько не помогало Ларе понять, что делать сейчас.

А делать что-то надо. Но что же, Господи, что?!

***

– У меня сейчас инфаркт миокарда будет. Вот такой рубец!

Тимур покосился на пальцы Марьяны, обхватившие левую грудь.

– Οчень красивый у тебя рубец. Оба. У Ставра скоро по твоей милости косоглазие разовьется.

– Не переспоришь тебя, Тимур Робертович, - Марьяна убрала руку со своей груди и села напротив Тимура. - Мое бабье царство…

– Марьяна, – поморщился Тимур. - Я же уже извинился за эти слова!

– Я помню, - невозмутимо парировала Левандовская. – Мне просто нравится ощущать себя царицей. Пусть и бабьей. Так вот, мое бабье царство полным составом оплакивает твою шевелюру, поливая кофе слезами. Ты изверг.

– Пусть изверг, – пожал плечами Тимур. – Мне просто это все надоело. И потом, мне кажется, что волосы так пропахли дымом и гарью, что не отмыть.

– Я вот отмыла! – фыркнула Марьяна. - А ты, похоже, о своих обязанностях забыл?

– О каких именно, напомни.

– Об обязанностях вдохновлять женскую часть коллектива cвоим прекрасным ликом! – Тимур укоризненно посмотрел на Марьяну. Безо всякого практического результата, естественно. А Левандовская подошла, уверенным движением взъерошила его короткие теперь волосы, а потом наклонилась к его уху. Марьяна сменила духи, эти более сладкие. – Но знаешь, чтo самое несправедливое во всем этом?

– Что?

– Ты хоть под ноль побрейся, Тимур Робертович – все равно чертовски хорош будешь! – Левандвоская со вздохом разогнулась. Α потом погрозила Тимуру пальцем. - Имей в виду, про «под ноль» я чисто гипотетически предположила. Не вздумай повторять на практике!

– А то что?

– А то уволюсь!

– Это аргумент, – улыбнулся Тимур. – Под ноль не буду.

***

Марьяна ушла, а Тимур, оставшись один, подошел и остановился у панорамного окна. Уже спустя два дня они смогли вернуться на свои рабочие места. Противопожарная инспекция все проверила и выдала разрешение, ещё сутки ушло на то, чтобы клининговая компания привела в порядок помещения. Хотя Тимуру казалось, что он до сих пор чувствует запаха дыма. Наверное, это фантомное.