Так странно: еще месяца три назад я бы только повеселилась, а сейчас чувствую нечто вроде слабовыраженной ревности. Я, конечно, за свободные отношения и совсем не против, чтобы он поразвлекся — мужчине, на мой взгляд, нужно разнообразие, — но я бы предпочла, чтобы это происходило при мне, и лучше с моим участием. Или, по крайней мере, в моем, а теперь нашем доме, в той специально оборудованной мной комнате с водяной кроватью, зеркальным потолком, тремя видеокамерами, фиксирующими все происходящее в разных ракурсах, с кучей всевозможных приспособлений и коллекцией видеокассет на любой вкус.
А вот состояние у меня немного потерянное: просто не знаю, как должна себя чувствовать. Столько всего произошло, прежде чем начались съемки этого фильма, стольким людям он стоил жизни, так долго длилась работа — и вот теперь кульминация. Пустовато как-то внутри: дело сделано, цель достигнута, а что дальше?
— Олли, есть разговор. — Вездесущий Мартен словно мысли мои прочитал, подходя с бокалом шампанского. (Не слишком люблю этот напиток, но на такого рода тусовках так положено. Тем более оно весьма недешевое — ну не “Дом Периньон”, конечно, не двести баксов за бутылку, но, может, лишь чуть-чуть пониже в плане престижности.) — Какие у нас планы на будущее? Конечно, я понимаю, что все зависит от того, как пойдет наш фильм, но хотел бы поговорить насчет следующего. Помнишь тот сценарий, о котором ты мне говорила, — ну о русской мафии в Америке, убийствах, всяких жестокостях. Ты написала его?
— Не совсем — только наброски. — Вот ведь память! Давно еще предложила ему эту идею, просто так, не планируя ничего всерьез, просто предполагая, что сейчас, сегодня, в Штатах такая картина пошла бы на ура. А он запомнил.
— Я поговорил с некоторыми критиками, Олли, — они в восторге от того, что увидели сегодня. В принципе, у меня есть потенциальные спонсоры, готовые вложить порядка двадцати миллионов, как минимум, так что я хотел бы завтра встретиться у нас в офисе и посмотреть твои заметки. Идея превосходная — думаю, мы могли бы снять фантастический фильм.
Как они любят преувеличения, эти американцы, — все у них фантастическое, превосходное, самое лучшее, великолепное, все чемпионы, звезды и номер один… Еще черт знает, как этот фильм пойдет и сколько он принесет в итоге — общие затраты сорок миллионов с небольшим составили. Конечно, если критики довольны — уж не знаю, заплатил он им за это или нет, я в мелкие расходы не лезу, — значит, реклама будет дай бог. А здесь ведь это самое важное — реклама, потому что американцы ей верят и при грамотном воздействии на их мозги любое дерьмо купят, а фильм наш совсем не дерьмо, да к тому же на весьма актуальную тему. Мартен обещает успех. Он уже сосчитал давно доходы от проката, от видеокассет и от продажи в Европу — тем более что сам кровно заинтересован в прибыли, он с нее по договору неплохой процент имеет. Признаться, мы с Корейцем ни на какую прибыль не рассчитывали — это была дань твоей памяти, — но если картина окупит расходы, почему бы не снять еще?
— Отлично, Бобби. Завтра в двенадцать — о’кей?
Продолжаю бродить по залу, потягивая шампанское, думая лишь о том, что вечером надо будет отметить это событие вдвоем с Корейцем — если он, конечно, не зациклился на этой девице. Отыскиваю его взглядом — он уже один, с бокалом в руках, хотя, кажется, держит его для вида.
— А где же твоя девушка, Юджин? — интересуюсь я, стараясь убрать из голоса язвительность.
Он смотрит на меня пристально.
— Там же, где и твой Мартен. — Фамилию произносит так, словно хотел бы вместо нее употребить звучное русское слово “пидор”, здесь не имеющее столь экспрессивного значения. |