— Это я виновата, — Лана прямо посмотрела в глаза Ермолаеву, — я что-то сделала неправильно, поэтому все так и случилось. Я готова взять на себя ответственность. — Она облизнула пересохшие губы.

— Подожди с ответственностью! — досадливо отмахнулся начальник. — Давай думать, где его искать.

— Вы думаете, мы сможем его найти? Может, вызовем службу охраны «Хилтона»?

Михаил Михайлович косо посмотрел на нее.

— Возьми себя в руки, — неприязненно буркнул он, — давай лучше соображать. Кто знал о том, что нам дают чек?

— Из наших? Все знали, — пожала плечами Лана, — вы вчера сами сообщили об этом ночью.

— Это я помню. Кто знал, что конверт не будет передан Соколову сегодня?

— Вы, Ковалев, Вероника и я.

— Так… Кто видел, как я передаю тебе конверт?

— Ковалев и Марина.

— Получается, что конверт могли взять… ты, Вероника, Валера и Марина.

— Получается так. — Лана обхватила себя за плечи и поежилась. — Я готова дать все необходимые объяснения Соколову прямо сейчас.

— Да не суетись ты! — вскипел Ермолаев.

— Я вижу только один выход из этой ситуации, хотя и малоприятный. — Лана собралась с духом.

— Какой?

— Пройдем по номерам.

— Обыск? Не имею права.

— Вы знаете, я очень болезненно отношусь к таким историям… — Лана закусила губу. — В школе со мной произошел один случай, который оставил отпечаток на всю жизнь…

И, поскольку Потапыч молчал, Лана решила продолжить:

— Родители меня воспитали в большой строгости, нетерпимости к жадности, жестокости, воровству. Когда в школе меня обвинили в воровстве, это было сильнейшим шоком и для меня, и для всех остальных.

Ермолаев вопросительно поднял бровь.

— Случилось это, когда я училась в восьмом классе. На уроке труда я случайно прихватила кусок бязи, точно такой же, из которого я пыталась шить юбку. Просто лежали разные куски на столе, а среди них один школьный и пять — моих. Вот я и зацепила школьный. Случайно. Потом вернула, конечно, когда увидела, что кусок чужой. Но что было с учителями! Они решили устроить образцово-показательное судилище. И им это удалось. К счастью, моя мама очень спокойно, серьезно и по-деловому поговорила с этой камарильей, называемой педагогическим советом. Они признались в том, что были излишне предвзяты, и директор публично, перед всем классом извинилась передо мной. Но это воспоминание время от времени все равно не дает мне покоя, и я вновь чувствую себя как тогда, в восьмом классе: оболганной, ненужной, противной всем. Я и сейчас себя именно так чувствую…

Она стиснула руки и умоляюще посмотрела на Потапыча:

— Все наши поймут, я уверена. Такого ЧП у нас никогда не было. Скажем, что это дело добровольное, кто не хочет, может не показывать ничего. Только начинать надо прямо сейчас.

— Полагаешь, что кто-то держит конверт в номере? Она пожала плечами.

— Сначала узнаем, не заказывал ли кто сейф. — Ермолаев набрал по мобильному телефону номер стойки регистрации.