- Доброй ночи, мсье барон.

Несколько секунд Жермен лежал, бездумно глядя на полог, колышущийся над его головой. Сон не шел. Жермен был дома, один, в безопасности, но что-то смутно беспокоило его, чего-то не хватало...

Сабины?

Ее улыбки?

Ее предсмертного крика?

Почему она не пришла? Именно сегодня, когда все уже решено...

Он встал с постели; ноги его погрузились в густую и холодную, как болотный ил, темноту, и сейчас же из-под них брызнуло, всполошенно попискивая, живое.

- Простите, - вздрогнув, пробормотал Жермен, - я вас не видел, темно...

Он забыл, зачем встал. Подошел к окну. По полу несло сквозняком, влажно рос мох. Вдалеке протяжно и страшно начали бить часы.

Позади раздался едва слышный всплеск, и Жермен обернулся резко, будто его обожгло. Свечи полыхнули, на миг выпрыгнули из темноты стены в потеках и пятнах, а она уже выходила из картины, она уже стояла на полу, матово-светлая, потупившаяся, и ветер перебирал невесомые складки ее юной туники.

- Ты... - произнес Жермен, задыхаясь. - Ты...

- Здравствуй, - улыбнулась она, поспешно вспрыгивая на кровать, и подобрала под себя ноги. Поправила волосы. - Как у тебя дует...

Он медленно приблизился.

- Ты неожиданно... ты всегда так редко и так неожиданно...

- Конечно, - ответила она просто. - Зачем приходить, когда ты и так ждешь? Неинтересно.

Они помолчали. Он подошел вплотную.

- Опять неудача? - спросила она.

- Да.

- Я же говорила. Помнишь, я же говорила. Ты никогда не встретишь замены. И всегда будешь один.

- Да.

Он попытался коснуться ее волос, но она гибко уклонилась. Когда-то этим движением она уклонялась, играя и дразня, теперь - всерьез.

- Почему ты появляешься лишь когда мне плохо?..

- Когда тебе хорошо, с тобой скучно. Ты такой глупый... - она хихикнула. - А потом... когда тебе хорошо, ты можешь посмотреть на меня новыми глазами, сравнивая с теми, кто сделал тебе хорошо. А ты должен любить только меня.

- Да.

Она улыбнулась, чуть ежась от сквозняка.

- Знаешь, - доверительно сказал он, - иногда мне кажется, что тебя вообще никогда не было. С самого начала была только картина в золотой раме.

- Может быть.

- А иногда мне кажется, что ты и не умирала совсем, а просто убежала. Потом, как говорят, ты вышла за какого-то маклера, с которым познакомилась у меня на глазах - когда мы ужинали в "Жоли жардэн", он случайно подсел за наш столик... А я, дурак, взял его на работу, в клинику...

- Может быть, - она, улыбаясь, надавила ему на нос. Он с силой схватил ее за локоть и заломил назад; она вскрикнула, запрокинувшись так, что черный поток ее волос едва не касался постели.

- Будь со мной этой ночью.

Она даже не пыталась высвободиться. Ждала, когда он выпустит ее сам. Знала, что он выпустит ее сам.

Он выпустил ее.

- Я ужасно люблю тебя, - сказала она задумчиво. - Почти как себя. А если женщина столь горячо любит, у нее сразу же сделается ребенок. Что я буду делать в картине с ребенком? - она взглянула ему в глаза, как бы ища защиты. - Это нарушит композицию.

Взгляд ее был наивен и чист. Она помедлила и добавила:

- Ведь я должна быть юной. Всегда.

- Я сейчас позову слуг, - тихо произнес он. - Буду держать тебя, а они сожгут картину. И ты останешься здесь.

- Я умру вместе с ней, - ответила она безмятежно. - Исчезну. Разве ты не понимаешь?

Он молчал.

- Я же без этого ничто. Без цветущих яблонь, без золотой рамы, в которую ты меня вставил.

- Почему? - хрипло спросил он.

- Потому что... потому, - она улыбнулась вновь и переменила позу, устав по-девчачьи стоять на коленях. Стыдливо поправила тунику. - Ты убежал в этот замок. Отними у тебя этот замок, что от тебя останется? А я убежала еще дальше, в картину.