Синеглазая красавица молчала. Но потом, совершенно неожиданно, звонко рассмеялась и махнула рукой.

—   С тобой невозможно разговаривать. Скажи только, когда мы будем в особняке.

—   Следующим утром, — и, встретив удивленный взгляд синих глаз, поспешно добавил: — Ну, пойми ты, нельзя на Косую сейчас соваться. Серые в это время охотятся. А под утро впадут в спячку, и в какую. Можно спокойно мимо них идти, не разбудишь. Что мы и проделаем.

* * *

—   Сказано — сделано. Увлек всех за собой Штурман, дорогу прокладывая. Вот не было миг назад ничего, только горы обломков или ямы бездонные. Но прошел там Штурман и остальных провел. Камней заветных коснется — и расползаются они в стороны: «Проходи, Штурман». К провалу темному подойдет — и затянется он: «Доброго пути, Штурман...»

—   Мам, а как он так делал?

—   Не знаю, дорогой. Это дар его был. А может, он просто любил этот огромный мертвый город. Всем сердцем любил. И тот отвечал ему взаимностью.

* * *

Свернув с Большого проспекта на Двадцать шестую линию и миновав перегородившую улицу гору обломков через канализационный коллектор, я подвел отряд к крепким металлическим воротам, перекрывшим вход во двор. Долгое отсутствие вылазок на поверхность неважно сказалось на моей подготовке. Двигаться по опустевшему мегаполису было очень тяжело, несмотря на наши с ним своеобразные взаимоотношения. Дорога, которая двадцать лет назад заняла бы от силы полчаса, сегодня отняла весь день. Разумеется, до темноты было еще далеко, но я и не собирался дожидаться сумерек. Не те места, не те обитатели.

В просветах меж толстыми прутьями, покрытыми облезлой черной краской, виднелся запущенный темный двор, расчерченный, словно штрихами, тонкими древесными стволами. В такой кустарник сунется разве что сумасшедший: стоит коснуться растений хотя бы вскользь, как наполненные ядом шипы в момент оставят от смельчака измочаленную красную тряпку. Если не знать дороги...

—   Теперь все идут за мной след в след, — строго сказал я, отодвигая засов и открывая ворота. — Это, для тех, кто в танке, не оборот речи, а самый настоящий приказ. И не только идите как я, но и двигайтесь так же.

Сказал — и первым нырнул в хитросплетение зарослей. Как там Шагал рассказывал? Память уже услужливо извлекла необходимую запись, выбрала нужный момент давно минувшего разговора. Сиплый голос звучал в сознании, объяснял дорогу к тайной лежке немногочисленных Василеостровских сталкеров. «От ворот на тридцать градусов левее. Ступай пригнувшись. Через три шага распрямись, еще шаг. Теперь перешагни лозу. Снова два шага, остановись. Направо на девяносто градусов. Двигайся приставным три с половиной метра. Теперь шаг назад...»

Большой проспект превратился в непролазные джунгли, и опасная часть этого вечно зеленого безумия пробралась во дворы. Цель моей странной затеи — бетонная коробка трансформаторной подстанции — была густо оплетена пожелтевшим к осени вьюном, отчего казалась покрытой рыжим мехом. Невозможный симбиоз двух видов растений, хотя кто его знает, ботаник из меня тот еще.

Ключ оказался именно там, где и говорил Шагал, смазанный замок открылся легко, и уютная темнота приняла усталых путников. Впрочем, хозяйка питерских подземелий недолго властвовала в тесном помещении. Щелкнула зажигалка, вспыхнуло пламя, жадно набросившись на загодя заготовленные дрова, потянулся дым в вытяжные отверстия, перекрытые фильтрами.

—   Все! — резюмировал я, стягивая опостылевшую маску противогаза. — Снимайте намордники, здесь чисто. Можно расслабиться и отдохнуть.