– Ты спал как убитый. Думал, проспишь весь день.

– У меня… – Роним стряхнул пепел в банку из-под консервов, – нет такой привычки. Утром лучше соображается.

– Она тоже так сказала.

Серый детектив, приблизившись, поставил на стол кастрюльку с черножаром. Ласкез задумчиво взглянул на две щербатые чашки.

– Она?… – уточнил Роним.

– Ла Ир. Она там во дворе… работала. Обдумывала рецензию.

– Накрашенная и с цветами?

Ласкез, начавший разливать напиток, удивленно поднял глаза. Сыщик фыркнул и выразительно постучал себя согнутым пальцем по лбу:

– Дедукция, конечно…

Но почти сразу, отодвигая одну кружку, он пояснил менее весело:

– Ты же понимаешь, в Аджавелле не получится так хорошо жить, просто пописывая статейки и сдавая квартиру оборванцу вроде меня. У Мирины много поклонников. Всегда было. Как поклонники ее острого ума – те же писатели, так и…

– Я понял.

– Ты также должен понимать, что в Большом Мире это нормально.

Роним снова отошел к плите. Он снимал со сковороды и выкладывал на тарелку куски поджаренного хлеба с сыром. Наблюдая за ним, Ласкез просто ответил:

– Меня это не касается. Главное, чтобы на Тауру эти поклонники не обрушились.

Роним потушил сигарету, вернулся и, поставив тарелку с тостами, сел напротив. Он внимательно посмотрел Ласкезу в лицо.

– А может, было бы к лучшему?… Ла с поклонниками почти всегда могут надеяться на защиту.

– Она совсем ребенок, боится этого, – отрезал Ласкез. – Пусть, глядя на нее, ты мог подумать…

Он осекся. Вспомнил ту встречу на Позвоночном вокзале и кое-что еще, вздрогнул, быстро взял с тарелки хлеб. Но кусок не лез в горло, что-то мешало… Может быть, внимательный взгляд детектива. Ласкез вернул тост на место и, вздохнув, продолжил:

– Там, в Такатане… ею интересовался твой бывший Вышестоящий. Тавенгабар. Как оказалось, кстати, он… был алопогонным. И он снова с ними. Ты знал?

Роним, потянувшийся было к тарелке, замер. Выражение его лица стало настороженным и тревожным, но нисколько не удивленным.

– Да.

– Сиш Тавенгабар, – Ласкез отпил из чашки, – друг отца моего друга. Того самого друга, с которым мы покинули Кров. Тавенгабар приезжал на Выпуск. И…

Он опять запнулся. Затем сделал усилие и с расстановкой произнес:

– Я знаю, что ло Паолино тоже был алопогонным. Отец моего друга был алопогонным. И этот кот. И… еще один человек, Грэгор Жераль. Я не могу быть уверен, но почему-то мне кажется, что ты и это имя знаешь.

Сыщик кивнул, но промолчал. Он не опускал головы, взгляд оставался таким же сосредоточенным и напряженным. Мог ли он… наброситься на него? Ласкез не знал, но гнал от себя эту мысль подальше. Он решился. Нужно было договорить.

– Я должен знать, Роним. За что управитель попал в тюрьму? Что-то связывает тебя с ним? Может, ты…

Роним протянул руку. Ладонь замерла, так и не коснувшись плеча Ласкеза: тот отпрянул к спинке стула. Он и сам не смог бы объяснить, что его так напугало, но…

– Что ж. – Сыщик убрал руку. – Ясно.

– Я…

– В первый вечер ты рассказал мне, сколько вас сбежало. Как вы сбежали. Зачем? – Роним достал из пачки новую сигарету. – Я могу без особого труда, отследив ту радиограмму, вычислить, где вы прятались и… чуть труднее, но это тоже возможно… где вас подстеречь. – Он зажал сигарету губами, не сводил с Ласкеза глаз.