Изменить размер шрифта - +
И Лесь… он вдруг понял, что знает, как дуть, как нажимать отверстия. Словно это была настоящая флейта и он умел играть на ней всю жизнь. И немного печальная «срединная» мелодия старого марша родилась сама собой – легко, безошибочно.

Це-це притихла за дверью. Кузя замер на подоконнике. А Лесь играл, радуясь своему умению, но растворял эту радость в сдержанной грусти мотива.

Две желтые бабочки влетели в окно, кружились около Леся, садились на плечо и на локоть. Он кивал им и продолжал играть.

А когда мелодия кончилась, он услышал:

– Ой, Лесь! Где ты так научился?

В окне торчала голова Гайки.

 

Желтые бабочки

 

– Лезь сюда, – сказал он Гайке.

– Лучше ты выбирайся. Мне трудно…

Лесь выскочил в окно. Еще светило закатное небо, и Лесь увидел, что у Гайки забинтованы оба колена. Гайка тоже посмотрела на них:

– Еле сгибаются… Мама целый день не выпускала из дома, а я просилась к тебе. Сейчас пришел папа и отпустил…

– Я и не знал, что ты тоже была там. В балке…

– Была. Не успела…

– Никто не успел. И Вязников…

Они помолчали.

– Лесь, я даже не догадывалась, что ты умеешь так играть, – сказала Гайка.

– Я не умел. Это само собой получилось.

– Разве так бывает?

– Излучатель помог. Вязников его исправил, а я зарядил…

– Вязников – он все-таки молодец… Да?

– Только Вельку уже не спасти. Поздно…

Гайка отвернулась и сопела. Лесь тихо спросил:

– Ты не знаешь, его увезли? Ну… то, что от него осталось? Или бросили там?

Гайка молчала.

– Если бросили… надо похоронить, – совсем уже шепотом сказал Лесь. В горле защекотало.

Гайка не отвечала. И Лесь вдруг понял, что молчание ее – удивленное.

Наконец Гайка сказала нерешительно:

– А ты… значит, не видел, что с ним случилось?

– Что? – Лесь вспомнил желтые клочья.

– И тебе не говорили?

Лесь мотнул головой.

– Он ведь… превратился в бабочек. В желтых…

– В бабочек? – выдохнул Лесь. И поперхнулся.

– В целую тысячу. Нет, в миллион… И они тучей стали кружиться над кустами… И с ними ведь ничего не сделаешь, в бабочек бесполезно стрелять из автомата, – в голосе Гайки мелькнуло горькое торжество. – А над «лиловыми беретами» все теперь смеются, говорят: приняли большую стаю бабочек за чудовище, устроили охоту. Чуть не постреляли ребят, которые там играли. То есть нас…

– А потом? Эти бабочки… они улетели?

– Не все. Их там еще много над тем местом. И вообще в балке. Так рассказывают.

Лесь конечно же вспомнил желтых бабочек, что недавно садились ему на плечо и на локоть.

И задохнулся от догадки!

Догадка была острая, как боль, и сладкая, как слезы облегчения. Лесь теперь знал, что делать. Он опять прыгнул через подоконник – в комнату. Схватил излучатель и флейту. Из ящика стола выдернул длинный трубчатый фонарик. Излучатель – на плечо, флейту – под резинку на шортах, фонарик – в руку. И – снова на улицу.

– Гайка, идем!

– Куда?

– Туда! В Мельничную балку… Ой, тебе нельзя на таких ногах. Ладно, шагай домой, я потом к тебе забегу…

– Я с тобой!

– Ты же еле ноги сгибаешь!

– Хорошо сгибаю! Одного тебя я не пущу!

– Тогда держи фонарь!.

Быстрый переход