Оказалось — не первокурсницы. Явился ребенок-картинка. С удивительно ясными глазами, в отглаженном костюмчике и лаковых туфельках. Этакий солист из младшей группы академической капеллы мальчиков. (Уже задним числом профессор сообразил, что «дворовая» ребятня специально отправила к нему такого вот «самого воспитанного», поскольку дело было серьезное.)

— Здравствуйте, господин профессор. Меня зовут Славик. Извините за беспокойство. Вы позволите потревожить вас небольшой просьбой?

Профессор, который вырастил и женил двух дочерей, но пока не дождался внуков, относился к ребятишкам доброжелательно (и завидовал людям, у которых ребятишки есть). Он спрятал ноги под плед (потому что сидел в носках и на правом носке была дырка) и добродушно ответствовал:

— Излагайте вашу просьбу, молодой человек.

— Не могли бы вы разрешить вашей кысе немножко погулять с нами? Дело в том, что Пома опять влетел в абсолютный шар, и достать его может лишь Луиза…

Профессор вздернул на лоб очки. Он понял только одно — речь идет о памятнике Пространственному Абсолюту.

Памятник этот — на маленькой площади между факультетом переменных гравитаций и похожей на старинный равелин химической лабораторией — представлял собой полый стеклянный шар метрового диаметра на граненом каменном столбе. Считалось, что внутри шара заключено некое абсолютное пространство. Что это за пространство, откуда оно взялось, кто и когда воздвиг трехметровый столб с шаром — не знал ни один человек (в том числе и профессор). На низком постаменте под столбом была привинчена зеленая от старости медная доска. На ней с трудом читались выпуклые буквы:

Сей памятникъ

поставленъ въ честь Пространственного Абсолюта,

заслуга открытія коего принадлежитъ достопочтенному

Доктору Евсею Казимировичу Плетневскаму.

Никто не ведал, что за доктор, что за открытие. Любопытные студенты выяснили, что шар запаян наглухо и стекло толстое и прочное, так что добраться до Абсолюта и подвергнуть его анализу не было возможности (не разбивать же!).

— Э-э… прежде всего потрудитесь объяснить мне две вещи, — произнес профессор суховато (поскольку дело пахло розыгрышем). — Первая: кто такой Пома? Вторая: как вышеупомянутый Пома ухитрился оказаться внутри герметичной емкости? Это противоречит всем законам науки.

Изящный Славик объяснил чистым своим голоском:

— Пома — это красный мячик. Он главная деталь игры «кольца-мячики». А как оказался в шаре, холера его зна… то есть это не поддается объяснению, господин профессор. Подлетел, стукнулся о стекло — и там. Это он уже не впервые. Раньше его доставал Тюпа, но теперь он в лагере. Когда Тюпа уезжал, он сказал: «Если что, просите Луизу». И мы просили уже два раза, она тогда была поблизости. А теперь вот она, дома… Луиза дремала на подоконнике и шевелила ухом.

— Мячик в запаянном шаре — это за пределами вероятности. Или это неумная шутка, или вы в плену иллюзии, — недовольно сказал профессор. Мальчик был, конечно, милый, но нельзя позволять дурить себе голову.

— Да какая, к черту, иллюзия! — звонко воскликнул Славик. — Ой… то есть я хотел сказать, что, если вас не затруднит, вы можете пойти со мной — и тогда убедитесь сами,

— И пойду! — воинственно сказал профессор. Встал, забыв про дырку на носке, и взял с подоконника Луизу (та делала вид, что ей все безразлично).

У памятника толпились десятка полтора девчонок и мальчишек. Всякого возраста и вида. Профессора и Луизу встретили радостными криками и аплодисментами. Кошка тут же оказалась на плече у тощего мальчишки — постарше Славика, с длинными белыми волосами (Валерий Эдуардович помнил, что это сын хирурга Горватова). Мальчик полез по прислоненной к столбу чахлой лесенке (сколоченной, видимо, специально для таких случаев).