Сега приложил талисман к щеке, подержал так и сказал про лошадку шепотом:

— Она не окаменелая. Она спит…

Не все поверили, но никто не стал спорить.

…А через несколько дней случилась беда.

Вечером, когда утихли все игры и плеск в бассейне, те ребята, кто еще не убежал домой, собрались пойти к студенческому костру. Были здесь и Белка, и Сега с Вашеком, и Тюпа, и Костя, и Птаха (он все еще сидел на верхушке). И Дашутка. И еще двое ребят…

Белка помялась и шепотом спросила у Вашека:

— А как там она… русалочка?

— Ох, да ничего пока не получается, — пробормотал Вашек. — У меня руки-крюки…

Сега, любивший правду и брата, тут же сунулся между ними:

— Белка, он врет! У него все получается замечательно! И почти готово. Только он стесняется…

— Ну, все, — зловещим голосом произнес Вашек. — Сейчас кому-то будут отрывать болтливый язык, руки и ноги. Иди сюда…

Сега дурашливо взвизгнул и помчался прочь. На бегу оглянулся, зацепился растоптанным полуботинком за край плиты…

Когда Сегу подняли, оказалось, что ни локти, ни колени не пострадали. Случилось гораздо худшее. Каменный талисман развалился пополам. Верхняя половинка осталась на шнурке, а нижнюю Сега держал в пальцах со сбитыми до крови костяшками. Он сел на плиту, раскинул ноги и беззвучно заплакал, роняя крупные слезы на обломок. Все стояли вокруг и молчали.

Наконец виноватый Вашек сказал:

— У нас ведь есть универсальный клей. Сделаем так, что даже трещинку не будет видно…

Глотая слезы, Сега выговорил:

— Если она живая… была… и пополам… как склеишь, чтобы опять живая…

Никто не знал как…

Нет, один все-таки знал! Все смотрели на Сегу, и никто не видел, как Птаха плавно, будто на крыльях, слетел с каменной горки-верхушки и приземлился рядом с остальными. Только воздухом обмахнуло. Птаха сел сбоку от Сеги.

— Ну-ка дай… — И взял обе половинки. Сега всхлипывал и не спорил.

Птаха плотно соединил половинки. Напрягся. Кажется, что-то зашептал. Похоже было, что в тишине тонко-тонко зазвенел окружающий воздух. Потом звон стих, Птаха обмяк. Шепотом сказал:

— Возьми… — И сунул Сеге ставший целым талисман. Сега взял. Неуверенно приложил к мокрой щеке.

— Ну, что? — с жалобным нетерпением спросил Вашек.

— Та-а… живая, — выдохнул Сега и всхлипнул опять. Тюпа важно объяснил:

— Конечно, живая. Потому что это не склейка, а молекулярное сцепление. Птаха умеет…

— Спасибо, Птаха, — виновато сказал Вашек.

— Спасибо… — шепнул Сега и стал облизывать костяшки.

Птаха встал, скинул шапку. В свете вечерних облаков (похожих на растопыренные перья золотистого громадного крыла) стало видно, что волосы у Птахи не темные. Днем они казались темными, когда он снимал шапку, а теперь были как солома. На лбу блестели капельки, плечи дрожали.

Костю резанула жалость. Он почуял вдруг, сколько энергии ушло в один миг из этого щуплого птенчика. Надо было как-то помочь. Костя шагнул, взял Птаху за плечи, спиной прижал к своей груди, чтобы передать ему часть собственной силы и тепла. Это вышло само собой, как от толчка! И Костя не знал, получится ли… Получилось! Птаха затеплел, шевельнулся, оглянулся на Костю — уже весело и резво.

— Ага… хорошо… — И отскочил, растопырив локти. Почему-то все рассмеялись.

А потом опять наступила тишина. Уже спокойная, свободная от беды. «Бум-ква-ква, бум-ква-ква…» — слегка беспокоили эту тишину далекие лягушата.

— Квакают, квакают, а где живут, непонятно, — добродушно сказал круглый белобрысый мальчик (звали его, кажется, Сашок).