— «Кранты», как вы изволили выразиться, могли наступить значительно раньше, — устало выговорил профессор. — Изменение конфигурации, увеличение площади могло привести к выбросу целого спектра энергий, причем таких, чьи характеристики еще совершенно не изучены. Я даже не берусь предсказать последствия…

Вашек понял, что пора заступаться: ведь Тюпа отдувался за всех.

— Валерий Эдуардыч, он не виноват! Это мы вместе!

— Да! Мы хотели спасти больницу! — сигнальным рожком прозвучал голос Сеги.

— Ну разумеется… Да. Я понимаю, что у вас были самые благие намерения. Но вы же знаете, куда такими намерениями вымощена дорога… Лихо Тихонович, я беру на себя смелость настойчиво рекомендовать вам поставить на место винт и закрутить гайку. Восстановить, так сказать, статус-кво…

— Оно конечно… Это мы сейчас, — засуетился Лихо. — Давайте, ребятки… Мне, дурню, сразу надо было понять, что дело неприкосновенное… На будущее пломбы поставлю и печать сургучную…

— Очень актуальная и адекватная ситуации мера, — одобрил профессор. И вдруг неуловимо сменил тон: — А скажите-ка мне, друзья мои, вы всерьез пришли к мысли, что изменение площади данного пространства увеличит запас добра вокруг нас?

— А разве нет? — слегка ощетиненно сказала Белка.

— Милые вы мои… если бы все было так просто… Дело в том, что никакие конфигурации не рождают внутри себя ни добра, ни зла, это установлено еще в давние времена. Они могут лишь усиливать ту энергию, те эмоции и ощущения, которые оказались в пределах их контура. С чем это сравнить? Ну, скажем, чье яйцо положишь в инкубатор, тот из него и вылупится. Может, соловей, а может, змея… Так и здесь… Нашему пространству и вам повезло. Когда его открыли, нашелся тот, кто глянул на него с интересом и пожелал ему добра. Возможно, кто-то из вас заглянул туда первым, с доброй душой… Душу эту уловило информационное поле, уловили стабилизаторы — и начали раскрутку. А потом уже все вы добавили много хорошего. Тем, что стали жить на Дворах без всякой злобы и обид… А если бы оказался там первым какой-нибудь… ну, как говорят иногда студенты, «крутой мэн»… все было бы иначе. Возможно, не стало бы даже института…

— А кто был первый… который хороший? — шепотом спросила Дашутка. Она сидела перед профессором на корточках и гладила Луизу.

— Я так думаю, что первым был Птаха, — подал голос Лихо Тихоныч. — Прошлой осенью, перед отлетом, заглянул он ко мне и говорит: «Ух, дядя Лихо, открылись такие места!» Будто город нездешний. Там, говорит, можно жить как в сказке, которую сам придумал… Так вот оно…

— Не исключено, что так, — покивал профессор. — И пространство откликнулось ему… А потом, уже в таком вот резонансе, стало откликаться и вам. Как говорится, оно вам — вы ему. Получилась настройка на доброту…

— Но мы же не такие уж добрые. Всякие… — неловко выговорила Белка.

— Вы… хорошие… — негромко сказал профессор и легонько провел ладонью по голове Дашутки. — Вы «всякие»… и все же хорошего в вас больше, чем плохого… Я вот иногда наблюдал за вами то из окна, то. с улицы. Это я в память о собственных школьных годах люблю смотреть иногда на ребячьи игры… Вы ведь, по-моему, ни разу не подрались. Не помню даже, чтобы поссорились всерьез…

— Да ну, всяко бывало, — надувшись, возразил Драчун. — Мне Юрчик рассказывал, как однажды «кандеевский» сюда приперся и начал свои права качать.