Тут со двора донесся стук копыт, скрип колес, звон сбруи. Он бросился к окну и засмеялся пуще прежнего. Его дорогая супруга наконец вернулась!

Он бросился к Синевласке с радостным возгласом, но она от объятий уклонилась. Лоб ее был нахмурен, руки тряслись.

«Где ключи?» — спрашивает.

Муж удивился, отдал связку.

Маркиза сразу схватила медный ключ, посмотрела на его бородку — и в слезы. Плачет — не может остановиться.

Молодой человек испугался.

«Что с вами, милый друг? Неужто, ваша тетушка скончалась? Какое несчастье!».

«Я плачу не от горя, а от облегчения, — сказала Синевласка, всхлипывая. — Нет у меня никакой тетушки! Я должна была устроить вам испытание, и вы, любимый супруг, его выдержали, единственный из всех! Вы не воспользовались ключом. О как я счастлива!».

«Мне очень хотелось, — признался он, — но я ведь дал слово. А что там, в комнате? Можете вы мне рассказать или хотя бы намекнуть? Ужасно интересно!».

«Там спрятана моя тайна, — ответила Синевласка. — У каждого человека в душе есть маленькая запертая комната, куда никому заглядывать нельзя, даже если есть ключ».

«И тому, кто любит вас больше всего на свете?» — укорил муж.

«Особенно тому, кто любит тебя больше всего на свете. И особенно, когда ты попросила его этого не делать, а он дал слово. Тут все дело в слове».

«Почему в слове? — спросил он. — И еще я давно хотел узнать. Что сталось с вашими прежними мужьями? Вы говорите, все они заглянули в ту комнату. Что с ними случилось? Отчего они умерли?».

«От своего вероломства. Оно отравляет душу хуже яда. От вероломства душа моментально чернеет и высыхает. Вы хотите заглянуть в потайную комнату? Что ж, идемте».

«Нет. Я вижу, что вам это не по нраву. И, клянусь, никогда больше о ней не заговорю, чтобы вас не расстраивать».

«Нельзя нарушать слово. А если я разрешаю, то войти в комнату можно. Раз вы благородный человек, пусть у меня не будет от вас тайн».

Она повела его в башню, отперла железную дверь, но сама входить не стала и даже отвернулась, сказав, что это зрелище слишком тягостно для ее нежной души.

Нерешительно, с бьющимся сердцем, молодой человек вошел, но ничего страшного внутри не увидел. Только пыль, паутину, и на подоконнике несколько сморщенных, высохших слив. Пересчитал — их было восемь.

«Это и есть мои мужья, — сказала с порога Синевласка. — Видите, во что превращаются люди, когда их высушивает вероломство? О, как я боялась, что с вами произойдет то же самое! Пойдемте отсюда и давайте никогда больше не будем об этом говорить».

И они вышли из проклятой комнаты, и впредь о ней не упоминали. Жизнь их вновь стала счастливой и радостной, дни были светлы, а ночи волшебны.

Однажды приятель — тот самый шевалье — решил навестить своего друга. Пока длился медовый месяц, он не появлялся, потому что при всей своей шумливости гасконцы люди деликатные, но теперь шевалье решил, что пора. Ему было очень любопытно посмотреть, как северянин живет у Синевласки.

Маркизы в тот час дома не было, она поехала в город за нарядами. Наш герой вышел встречать гостя с распростертыми объятьями, но тот в ужасе попятился.

«Что с вами стряслось?» — вскричал он.

«Вы про мои синие волосы? — засмеялся новоявленный маркиз де Синевлас. — Вы находите, что они мне не к лицу?».

«Именно что к лицу! Разве вы не глядитесь в зеркало?».

Юноша удивленно повернулся к зеркалу. Там отразился статный, румяный молодец с синими локонами до плеч.