Но ее надеждам не суждено было сбыться. В театре появилась Изабелла Кобцева. Провинциальная кобылка, так презрительно отозвалась о ней прима. Но эта кобылка принялась очень резво стучать своими стройными ножками, которые она не стеснялась демонстрировать. Обольстительно дрожать выразительным бюстом при исполнении двусмысленных танцев. Бюстом, которого худая Саломея была почти лишена. Сверкать карими глазами и заразительно смеяться ослепительно белыми зубами. Все это выглядело глупо и пошло. И совершенно не пугало Саломею до того самого мига, когда она узнала, что именно для этой вульгарной особы пишется специальная роль в новой пьесе мужа. Когда Саломея однажды заглянула в недописанную рукопись, она ужаснулась и много прочитала такого, что осталось между строк. Ей почудилась затаенная плотская страсть мужа, неуемное желание самца овладеть молодой и горячей самкой. Обуреваемая подозрениями, она снова принялась следить за ним и однажды при выходе из театрального подъезда застала сцену, когда Феликс, подсадив молодую женщину в ландо, вспрыгнул туда же и они исчезли в ночи вдвоем. При этом жене было заявлено, что он будет работать с Ранд-левским. Мадам Берг бросилась к Леонтию, требуя от него объяснений и покаяния в гнусном сообщничестве. Рандлевский ничего не отрицал, но и не старался выгородить товарища. Ничего не поделаешь, обман все равно бы когда-нибудь раскрылся.
Обезумевшая от горя и боли Саломея вернулась домой и на этот раз довольно легко вспрыгнула на подоконник, распахнула окно, взмахнула длинными худыми руками и полетела вниз.
Женщина превратилась в птицу.
Глава четырнадцатая
Горшечников постучал сначала робко, а потом все громче и увереннее. Вскоре послышались шаги, и в дверях показалась Матрена Филимоновна.
– Дома ли хозяйка? – недовольным тоном спросил Мелентий. Он подозревал, что нянька его недолюбливает, и поэтому уже загодя придавал своей физиономии воинственный вид.
– Дома, батюшка, дома, – закивала головой женщина и приняла от гостя шляпу. – Извольте, сударь, в гостиную.
Мелентию все это было неприятно. Ему всегда казалось, что Матрена, эта глупая старая ведьма, насмешничает над ним. Ему казалось, что обернись – и он увидит ее иронический взгляд, а то, быть может, еще и высунутым языком подразнит. Образ Матрены Филимоновны в застиранном переднике и с седыми космами, выбивающимися из-под платка, которая дразнит его за спиной, высунув язык, оказался таким ярким в его воображении, что Горшечников даже резко обернулся и уже изготовился напуститься на негодницу. Но за спиной не оказалось никого.
«Фу ты, ну ты!» – произнес с досадой про себя Мелентий и, гордо приосанившись, двинулся в комнату. Он уже знал, что Софья опять явилась из столицы ни с чем, то есть без жениха. Стало быть, на сей раз у нее не будет повода ему отказать. Алтухова встретила старинного приятеля с доброй улыбкой.
– Милый Горшечников! Рада, ужасно рада вас видеть! – и она протянула ему руку для поцелуя.
– А я-то как рад, как рад! Душечка моя Софья Алексеевна! – промурлыкал Мелентий и поспешил поднести букет.
– Цветы, как всегда, хороши. – Она с удовольствием расправила ленточку. – Вы мастер выбирать букеты, Мелентий Мстиславович! У вас хороший вкус, впрочем не только в букетах!
– Бальзам, бальзам на душу ваши слова, моя дорогая! Но смею вам заметить, что последнее ваше замечание поразительно проницательно. Оно дает мне надежду, что мой выбор будет вами по достоинству оценен.
– Какой выбор, Мелентий? – насторожилась Софья, которая за сладкими речами гостя почувствовала подвох.
– Извольте, поясню. В нашем маленьком сообществе вы – истинный бриллиант. И я как человек, которому вашими устами не отказано в правильности чутья и вкуса, именно вас выбрал для высокой и сладостной роли, – он глотнул воздуха, – моей возлюбленной супруги!
– Мелентий! – Софья махнула на него букетом, который так и не успела поставить в вазу. |