|
– Захватить? – крикнул Джон. – Да! Мы вырежем одну половину, а другую закуем в цепи! – Мир сильно изменился после вашей смерти, Джон… ох, Ваше Величество. Общеизвестно, что существуют и другие формы рабства, кроме обычного, но мне не хочется затевать здесь сейчас спор относительно определений. Не надо поднимать шум, сказала лиса, забравшись в курятник. Мы просто назначим еще одного советника. Назначим на время. И пошлем его к Хаскингу. – В Хартии нет статьи, допускающей временное кооптирование в члены Совета, – заметил Лотар. – Тогда изменим Хартию, – спокойно ответил Сэм. – Для этого нужно проводить референдум. Джон поморщился. Сколько раз они с Сэмом ожесточенно спорили о правах народа. – Кроме того, – сказал Лотар, все еще улыбаясь, но с отчаянием в голосе, – Хаскинг требует, чтобы сюда был допущен Файбрас с целью осмотра. Особенно его интересует наш аэроплан. Джон прямо вскипел. – Он требует, чтобы мы разрешили заслать сюда шпиона! – Не знаю, – протянул Клеменс. – Файбрас у Хаскинга начальник штаба. Возможно, у него другое отношение к нам. Он инженер, кроме того, если я не ошибаюсь, он еще и доктор физических наук. Я о нем слышал раньше. А что вы выяснили о нем, Лотар? – Он произвел на меня большое впечатление, – ответил фон Рихтгофен. – Родился он в 1974 году, в Сиракузах, штат Нью Йорк. Отец его – негр, мать – наполовину ирландка, наполовину индеанка из племени ирокезов. Он был участником второй марсианской экспедиции и первой, выведенной на орбиту вокруг Юпитера. Сэм задумался. Сколько фантастических свершений увидел мир после его смерти. Высадка на Луну, а затем на Марс. Как в книгах Жюля Верна, но, однако, не более фантастично, чем этот мир, в котором они теперь находятся. Все это настолько невероятно, что никакие существующие объяснения не удовлетворят ни одного разумного человека. – Мы вынесем сегодня этот вопрос на обсуждение Совета, Джон, – наконец вымолвил Клеменс. – Если у вас, конечно, нет возражений. И сегодня же проведем всеобщие выборы временного советника. Я лично склоняюсь к кандидатуре Айзи Кабера. – Кабер? Уж не тот ли это Кабер, который был рабом? – заметил Лотар. – Должен сказать, что по этому поводу Хаскинг сказал, что «дядя Том» ему не нужен. Стоит родиться рабом, рабом и останешься навсегда, подумал Сэм. Даже когда раб восстает, убивает своих угнетателей, погибает и воскресает здесь формально свободным, он все равно не мыслит себя свободным человеком. Кабер родился в 1841 году, в Монтгомери, штат Алабама. Его научили читать и писать, он служил в доме своего хозяина в качестве секретаря. Но в 1863 году убил сына владельца имения, бежал на Запад, был ковбоем, а затем шахтером. Копье индейца из племени сиу настигло его в 1876 году. Бывший раб был убит человеком, которому еще предстояло испытать рабство. Кабер был в восхищении от этого мира – так, во всяком случае, он говорил – потому что здесь никто не может поработить его. Но в своей душе он все же остался рабом – у него были рефлексы раба. Даже когда он стоял, высоко подняв голову, стоило рядом кому нибудь внезапно щелкнуть бичом, он мог подпрыгнуть от страха, машинально пригнув при этом голову. Для чего, для чего здесь вернули жизнь людям? Мужчины и женщины уже загублены тем, что с ними произошло на Земле, и им уже никогда не оправиться от перенесенных унижений. Приверженцы Церкви Второго Шанса кричат о том, что человек может измениться, измениться настолько, что перевоплотится полностью. Но ведь это всего навсего лишь кучка кретинов, наглотавшихся наркотической резинки. – Пусть только Хаскинг назовет Кабера «дядей Томом», бьюсь об заклад, что Кабер прибьет его, – сказал Сэм. – А поэтому давайте пошлем именно этого негра. |
