Стол здесь был куда обильнее и разнообразнее, нежели в доме отца Эстер. Даже в пору их семейного благополучия более шести перемен блюд там не бывало, причем из мясных кушаний готовили либо баранину, либо говядину. Здесь же ей на выбор предложили три мясных блюда, а весь обед состоял из восьми перемен.
В библиотеке она нашла книгу об испанских кампаниях герцога Веллингтона и успела уже углубиться в чтение, когда открылась дверь и вошел Киприан Мюидор. Увидев ее, он удивился, но неприязни при этом не выказал.
— Прошу прощения, что беспокою вас, мисс Лэттерли. — Он взглянул на книгу в ее руках. — Я уверен, что вы заслужили право отдохнуть после трудов, но мне бы хотелось поговорить с вами о здоровье моей матери.
Он и впрямь был взволнован, в его пристальном взгляде читалась тревога.
Эстер закрыла книгу, и Киприан увидел заглавие.
— Боже правый! Неужели вы не могли выбрать ничего поинтереснее! У нас здесь масса романов, есть и стихи — это чуть правее, на тех полках, по-моему.
— Благодарю вас, я знаю. Я взяла эту книгу вполне осознанно.
Она видела, как на его лице отразилось сначала сомнение, а затем и неловкость — когда он понял, что Эстер не шутит.
— Думаю, леди Мюидор глубоко потрясена смертью дочери, — поспешила она перевести разговор и ответить на заданный вопрос. — Кроме того, ее сильно тревожит вторжение в дом полиции. Но мне не кажется, что ее здоровье в опасности. Чтобы пережить горе, требуется время. Тем более когда потеря столь внезапна.
Киприан уставился на стол между ними.
— Она не делилась с вами своими подозрениями относительно виновника трагедии?
— Нет… Хотя я не говорила с ней на эту тему. Но, конечно, я готова выслушать все, что она мне скажет, если это облегчит ее душевные страдания.
Киприан поднял глаза и вдруг улыбнулся. Если бы они встретились в другой, не такой угнетающей обстановке, вдобавок проникнутой страхом и подозрениями, и если бы Эстер не была сейчас на положении прислуги — Киприан бы ей, скорее всего, понравился. Свойственные ему чувство юмора и острый ум были не в силах скрыть даже самые безупречные манеры.
— Так вы полагаете, что к докторам обращаться не стоит? — настаивал он.
— Не думаю, чтобы они могли здесь чем-либо помочь, — спокойно ответила Эстер. Она колебалась, сказать ли ему всю правду или же промолчать, чтобы он не заподозрил ее в подслушивании чужих бесед.
— Что? — видя ее сомнения, спросил он. — Пожалуйста, мисс Лэттерли!
Она ответила не задумываясь, скорее подчиняясь внезапному чувству доверия.
— По-моему, она боится собственных подозрений относительно того, кто был виновником смерти миссис Хэслетт. Точнее — боится, что это обернется потрясением для миссис Келлард, — ответила Эстер. — Думаю, она предпочитает затаиться и молчать, чем навлечь подозрение полиции на того, кого подозревает она сама.
Эстер умолкла, всматриваясь в его лицо.
— Проклятый Майлз! — в бешенстве бросил Киприан, выпрямился и отвернулся. Голос его был исполнен гнева, но особого удивления в нем не слышалось. — Папе нужно было выставить его, а не Гарри Хэслетта! — Он снова повернулся к ней лицом. — Я прошу прощения, мисс Лэттерли. Извините меня за грубые слова. Я…
— Пожалуйста, мистер Мюидор, вам не стоит винить себя в этом, — торопливо ответила она. — Обстоятельства таковы, что удержаться от вспышки гнева крайне трудно. Постоянное присутствие в доме полиции, донимающей всех вопросами, может вывести из себя кого угодно.
— Вы очень добры, — произнес он, и чувствовалось, что это не просто комплимент. |