Этот образец поэтичного сказания, столь непохожего на строгие родословные мифы и воинский эпос, но передававшегося азиатскими сородичами скифов об их общем прошлом, имеет смысл привести здесь. «Одатида, — повествует Харес, — влюбилась в Зариадра, видя его во сне, и что последним овладела такая же страсть к ней. Итак, они постоянно томились желанием в отношении друг друга вследствие полученного во сне представления. Была же Одатида красивейшей из женщин по всей Азии, да и Зариадр был красив. Когда Зариадр послал к Омарту и просил руки девушки, Омарт не согласился, потому что у него не было мужского потомства; и он хотел дать ее одному из своих домашних. Немного времени спустя Омарт, собрав со всего царства династов, друзей и родственников, устроил брачное пиршество, не сказав заранее, кому он намерен дать свою дочь. Когда попойка была в полном разгаре, отец, вызвав Одатиду на пиршество, сказал так, что слышали пировавшие с ним: „Мы, о дочь моя Одатида, справляем теперь твою свадьбу. Итак, оглянувшись кругом и осмотрев всех, взяв затем золотой фиал и заполнив его, дай, кому хочешь: ибо его женой ты и назовешься“. А она, оглядев всех, отошла, обливаясь слезами и пылая желанием видеть Зариадра: ибо она заранее послала ему известие, что скоро совершится ее брак. Он же, расположившись лагерем на Танаисе, тайно прошел по лагерю с одним только возницей и ночью, поскакав на колеснице, проехал большое расстояние, сделав около восьмисот стадий. Приблизившись же к деревне, в которой праздновали свадьбу, и оставив в одном месте возницу с колесницею, он сам пошел вперед, надев скифское платье. Придя на двор и видя Одатиду, стоящую перед посудным столом и со слезами на глазах медленно приготовляющую вино в фиале, он сказал, став близ нее: „О, Одатида, вот я с тобой, как ты захотела, я — Зариадр“. Она же, заметив, что чужеземец и красив и похож на того, кого она видела во сне, и очень обрадовавшись, дает ему фиал, и он, похитив ее, отвел к колеснице и бежал вместе с Одатидою. Отроки же и служанки, знавшие о любви Одатиды, промолчали и, когда отец приказал говорить, сказали, что не знают, куда она ушла».

«Миф», действительно, был хорошо известен — так что вошел даже в официальные истории шахов Ирана. Правда, здесь «справедливость» была восстановлена, и мужем Хутаосы вновь стал Виштаспа. Но сама Хутаоса так и осталась, теперь и в персидских сказаниях, туранкой из скифских земель.

Сложно датировать описанные в авестийских текстах события — или, скажем осторожнее, их исторические прообразы. Даже время жизни Заратуштры определяется историками по-разному. Наиболее вероятно, что пророк зороастризма жил и действовал где-то в XII–X вв. до н. э. Тогда же, следовательно, жили Виштаспа и Заривари. Более ранние события, таким образом, следует помещать в середине — второй половине II тысячелетия до н. э. Это, как уже говорилось, действительное время распада древнеиранской общности и неизбежных столкновений между её отдаляющимися друг от друга частями. О том же свидетельствует и география Авесты. Почти все упомянутые в ней иранские царства располагались на северной и восточной окраинах будущего Ирана, а также в Средней Азии. Виштаспа, судя по всему, царствовал на самом деле в Бактрии, в верховьях Амударьи и непосредственно к югу от неё. В этих же местах происходят и столкновения с туранцами.