-  Ребята, - повторил он, - что за речи?.. Ухам не верю. Не про баб, не про оттяжку… Изголодался я по таким весчам. Можно мне… и моей девушке подсесть к вам? Или у вас какое-то тайное собрание?

    Крылов видел по лицу Тора, что явно собирается погнать нахала, но сам посмотрел за спину парня, поперхнулся. Девушка, оставшись в одиночестве, со скучающей миной спустила лямки топа. В отличие от большинства молодых женщин, что осмелились ходить по улицам полуобнаженными, загорелыми до черноты, она как будто нарочито пряталась от солнца: снежно-белая кожа, чистая и без единого пятнышка, безукоризненная высокая грудь, словно очерченная циркулем, очень широкие алые соски с крупными кончиками.

    Она неспешно тянула через соломинку коктейль. Полные алые губы, спелые, как налитые теплым соком вишни, вытянулись трубочкой настолько эротично, что у Крылова в распаленном мозгу замелькали совсем другие картинки. Неизвестно, что Тор подумал, но закашлялся, пиво плеснуло на грудь, а свободная рука сделала приглашающий жест.

    Парень оглянулся, помахал рукой. Девушка замедленно, словно восстающая из морской пены Афродита, поднялась из-за стола. Фигура ее была изумительная, в какой-то мере спортивная, но выглядела мягкой, теплой и податливой. Короткие шортики, которые правильнее звать не мини-, а микрошортами, переливались фиолетовыми блестками. Ткань походила на шелк, тонкая и не липнущая к телу. Но корчмовцы смотрели не на шортики.

    Девушка несла себя на длинных стройных ногах, белых, с изумительно очерченными мышцами. Живот ее вылеплен красиво, женственно, но все таращились на ее полные груди. Слишком белые, они в самом деле были голыми, нагими, обнаженными, в то время как открывать грудь, загорелую дочерна, уже вроде бы и не считается обнажить.

    Крылов вспикнул, словно свинья с кляпом во рту. Он видел , что к их сдвинутым столам приближается идеал будущего года и даже десятилетия. Может быть, даже столетия. В каждом веке свои представления о женской красоте: коротконогая толстушка Манон Леско сейчас только с большого перепоя почудится эталоном красоты, как и толстозадые фламандские венеры рубенсов и прочих гениев кисти старинных времен, сейчас это просто разжиревшие коровы, что не слыхали о фитнесе и аэробике. Совсем недавно мир охватила безумная любовь к ископаемой Нефертити: чахоточная головка на гусиной шее появилась на всех сумках, циновках, обертках, туалетной бумаге, на обложках журналов, ее именем называли кафе, кинотеатры, на базарах продавались всевозможные статуэтки, а на улицах откуда ни возьмись появились целые стайки нового типа женщины-подростка: с узкими бедрами, не способными при родах выпустить ребенка, миндалевидными глазами, сутулые, плоские как спереди, так и сзади… Лет десять мир сходил с ума от этой уродки, затем так же быстро выздоровел, а эталоном красоты стала красотка с пышной грудью и вздернутыми ягодицами…

    Эта девушка отличается от сегодняшнего канона красоты так же резко, как Нефертити от пышных венер фламандских мастеров. Если сегодня все женщины мира идут на любые пластические операции, делая лица под Клаву Шифер или Памелу Андерсон, то лицо Яны бросается в глаза прежде всего широким, как у монголки, овалом, далеко разнесенными глазами, тяжелой, как у профессионального боксера, нижней челюстью.

    Крылов помнил, что, когда бросил на Яну первый взгляд, решил, что она некрасива, а ее фигура даже в чем-то уродлива. И поглядывал в ее сторону тогда все чаще, потому что уродлива, потому что некрасива как-то странно, вызывающе, приковывающе внимание, даже завораживающе, как может лягушку заворожить змея, даже если на эту лягушку и не смотрит.

    Он все же нашел в себе силы вскочить первым.