— Пожалуйста, без комментариев, — вздергивает подбородок адвокат.

Охранник отвечает коротко и ясно: пошел на!

Ване это нравится, потому что не нравится адвокат. Он улыбается. Он совершенно спокоен!

* * *

— Папахен, — набрала знакомый номер Алла, — привет.

Она определенно знала: отец не выносит этого фамильярного хамоватого обращения, — потому и начала разговор именно так, чтоб сразу разозлить и вывести из себя. У звонка было два веских повода. Первый — выведать, как теперь закрывается квартира, может ли она в нее попасть в отсутствие домочадцев И второй — довести отца до крайности, чтоб у него пропало желание ее искать.

То, что ее ищут, ясно как день. Одно свое обещание отец выполнил — процесс над Ваней перенесли, Алка сама в этом убедилась, когда проторчала в пятницу почти два часа на Фонтанке перед горсудом. А потом из здания вышла знакомая девчонка, подружка Рима, и сказала, что заседания сегодня не будет. Значит и второе свое обещание — услать ее в швейцарский пансион — отец сдержит. Прокурор он или где?

Объявит ее в розыск, схватят на улице и вернут домой. Домой ей, конечно, надо, на минуточку: записную книжку с адресом подружки забрать. Алка к ней собралась слинять, в Сочи, там тепло, спокойно, а главное, предки ни за что не догадаются. Да и деньжат можно было бы прихватить из ящика отцовского стола, там и доллары лежат, и еврики, и тысячные толстенькой кучкой. Как она сразу не догадалась?

Предстоящий разговор был ею тщательно продуман и даже отрепетирован. Но отец, на удивление, проглотил ненавистное «папахен», даже не подавился и буквально заорал в трубку:

— Аллочка, доченька, где ты? Только не отключайся. Выслушай меня! Мама с бабушкой в шоке, сердце прихватило у обеих. Я работать не могу… Аллочка, возвращайся, родная! Мы на тебя не сердимся. С тобой все в порядке? Тебя никто не обидел? Доченька! — Он просто надрывался в телефон, и Алка прикрыла трубу ладошкой, казалось, что истеричные вопли слышат все вокруг.

— Значит, хотите, чтоб я вернулась? — мрачно поинтересовалась дочь, несколько растерявшись от такого неожиданного поворота разговора. — Думали, все у вас здорово придумано, меня, как кролика, в мешок, да? Выкуси, папахен! — Алка хрипло засмеялась.

— Доченька, где ты? Я сейчас приеду!

— Размечтался, — сообщила Алка. — Да ты со всеми своими сыскарями меня не найдешь!

— Ну хоть о матери подумай, ей-то за что?

Матери и правда почти что не за что. Мать Алку любила до безумия и позволяла ей все. А что до Швейцарии, так это, ясный пень, бабка постаралась. К тому же Алка точно знала: мать тоже не любила бабку. Взаимно. Да у них в доме никто никого не любил.

— У меня условие, — произнесла Алка голосом завзятого шантажиста, как видела в кино.

— Любое, доченька, — чуть не зарыдал отец. — Любое! Только возвращайся!

— После того, как выполнишь!

— Говори, записываю!

— Чего записываешь? — оторопела Алка.

— Условие, тьфу, черт, прости.

Отец, похоже, сам себя застеснялся, чем удивил Алку второй раз подряд. По крайней мере, подобные заискивающе-извинительные интонации она слыхала от него впервые.

— Значит, так, — девчонка вдруг поняла, что родитель с маху попался на крючок, — Ваню Баязитова надо оправдать. Совсем. Чтоб его выпустили прямо в зале суда как невиновного. Тогда я вернусь.

— Аллочка, — отец не то подавился, не то всхлипнул — что ты говоришь? При чем тут я?

— Притом.