— У генерала проси! И чтоб ноги вашей тут не было, пока не вылечим!

— Мы его к себе заберем, — грозится следователь. — Общественная опасность, вы не понимаете…

— Я тебе заберу, — разворачивается к нему Клара. — Страну до ручки довели, а на мальчишках отыгрываетесь! А ну, пошел на хуй!

— Что ты себе позволяешь? — взвивается Зорькин. — Да я тебя! Разжалую к чертовой матери за неуважение к власти!

— Ну? — Клара Марковна удивленно упирает руки в зеленые форменные бока. — Давай! Интересно куда!

Ты, может, думаешь, что реанимация — это курорт? Что сюда много народу рвется? А сам не хочешь к нам главным пойти?

Докторша нехорошо улыбается и тяжело идет прямо на возмущенного Зорькина. Еще пара шагов, и она просто вмажет в белую больничную стену его тощее субтильное тело.

— Идиотизм! — восклицает следователь и юркает в дверь.

Клара Марковна возвращается к Ване, снова светит фонариком в мозг.

— А ну давай еще кубик, — командует медсестре, — главное, чтоб сердце выдержало.

В вену снова впивается крохотный комарик, вверх по руке бежит прохлада. Вот она поднимается по плечу к шее, вот шустрым ручейком затекает в голову, вымывая красную вязкую боль.

— Уснул, Клара Марковна.

— Вот и хорошо. Пусть спит. Через пару часов еще кубик вколи, чтоб подольше поспал без перерыва.

* * *

Что за адвокаты пошли? С каких пор следователь должен сам его вызванивать, приглашать на ознакомление с материалами дела? То у него понос, то золотуха, то процесс во Всеволжске.

Зорькин аккуратно положил папочку на свободный стол.

Сколько он будет с ней знакомиться? По-хорошему, три-четыре часа. Все ясно, все последовательно, никаких неожиданностей. Соблюли формальность, руки друг другу пожали и — до встречи в суде. Хотя чего Зорькин в этом суде забыл? Что, других дел нету?

Когда адвокат робко, бочком, протиснулся в кабинет, следователь все понял: студент-заочник, да еще, наверное, не из лучших. Головенка немытая, лацканы на пиджачишке заломаны, плечишки узенькие и кверху приподняты, будто парень, как воробышек, головенку в них от холода прячет.

— Отдельного кабинета нет, зато свободный стол. Устроит?

Адвокат мелко и часто закивал, снова как воробей, крошки склевывающий.

— Постараюсь вас не задерживать.

— Нет уж, — ехидно раскланялся Зорькин, — я вас едва заманил, уж будьте так добры, коллега, все внимательно изучите, замечания, если есть, изложите. Мешать не стану.

Сколько времени может уйти на то, чтоб попить кофейку в соседнем кабинете, перекинуться парой слов с девицами в канцелярии и поговорить по мобильному с супругой? Полчаса? Сорок минут? Ну, часа точно не прошло!

Однако, когда Зорькин вернулся к себе, воробышек сидел уже в куртке и шарфе.

— А я вас дожидаюсь.

— Чего так? — удивился Зорькин. — Опять неотложное дело? Уж не хотите ли вы, коллега, время потянуть?

— Зачем? — искренне изумился адвокат. — Я уже закончил.

— Скорочтением владеете? — не поверил Зорькин.

— Нет, просто дело настолько ясное, что я ограничился обвинительным заключением.

— И как? — Петр Максимович вконец оторопел, даже растерялся. — Все-таки убийство, статьи очень серьезные…

— Но ведь правильные статьи. — Плечики-крылышки раз — и взлетели к самым ушам. — Все доказано. И убийство, и предварительный сговор, и возбуждение национальной вражды, и создание экстремистского сообщества.