Полквосту же было хоть бы хны. Он кого угодно мог вывести из себя. Был случай, когда за два месяца от него ушло тридцать семь секретарш, и не вмешайся вовремя Президент, который слегка приструнил его по телефону, тридцатью семью дело отнюдь бы не ограничилось.
Помощники собрались в кабинете Рене Видаля.
— Ну, — сказал Видаль. — Бьем баклуши?
— Почему? — спросил Леже.
— Машинистки хлопнули дверью, — объяснил Эммануэль.
— Ну и что! — возразил Леже. — И без машинисток работать можно.
— Можно, особенно языком, — вставил Видаль.
— Сам Бог велит уматывать! — воскликнул Леваду.
— Все-таки скучища обалденная! — вздохнул Эммануэль.
— А что вы хотите? — сказал Видаль. — Везде скучища, а такую непыльную работенку еще поискать! Если бы не этот зануда Полквост…
— Верно! — хором вскричали трое других.
Леже выдал соль, Эммануэль — ми, Леваду — до диез. Марион дремал у себя в комнате, а Боб Олван отлучился в Комитет по бумаге.
Звонок внутреннего телефона прервал выражение единодушия.
— Алло! — сказал Видаль. — Здравствуйте, мадемуазель Мешаль… Да, пусть поднимется.
— Простите, ребята, — обратился он к своим коллегам, — ко мне пришли.
Пришел Антиох Жормажор. Однако за пять минут до этого Полквост отправился играть в манилью.
Глава XVI
Входя в кабинет Видаля, Антиох страшно волновался, ведь ему предстояло увидеть наконец самого Полквоста. Прошедшие три месяца он провоевал рядом с Майором. Вдвоем они целую неделю обороняли одно кафе на Орлеанской дороге. Забаррикадировавшись в погребе с двумя ружьями Гриса и пятью патронами, ни один из которых к ружьям не подходил, они удержали свои позиции, проявив чудеса храбрости. Неприятель так до них и не добрался. За неделю они выпили все запасы вина, хлеба же не было ни грамма. Несмотря на это, неприятелю они не сдались. Впрочем, никто не отважился их атаковать, что облегчило им победу. Но это нисколько не умаляло их геройства — они получили по военному Кресту с пальмовыми ветвями, которыми обмахивались, когда гордо вышагивали с Крестом на перевязи.
Антиох с Видалем сердечно пожали друг другу руки, довольные, что встретились снова после таких передряг.
— Ну, как дела? — поинтересовался Видаль.
— Хорошо, а у тебя? — спросил Антиох.
По взаимному согласию они перешли на «ты».
— Полквост здесь? — спросил Антиох.
— Он на отчете.
— Чтоб ему койоты харю заплевали! — заорал в сердцах Антиох.
— Вряд ли они бы стали на такого слюну тратить… — усомнился Видаль.
— Ты мог бы еще раз попросить, чтобы он меня принял? — сказал Антиох.
— Отчего же не попросить? — ответил Видаль. — Когда ты хочешь?
— На следующей неделе, если можно… или пораньше… Но на пораньше я не надеюсь.
— Ну, как получится, — заключил Рене Видаль.
Глава XVII
Этим утром Эммануэль так побил баклушу, что та, бедная, сдохла. Шерсть клочками валялась на полу, а ее труп — голову пришлось высунуть из окна, чтобы можно было передвигаться по комнате, — лежал у Боба Олвана под столом, заваленным четырьмя тоннами самых разных удобрений в небольших мешочках, так как этот достойный человек пристрастился у себя в Кламаре к огородничеству. |