– Вот, извольте: «…земли западнее реки Севрючки исключительно…» Собразили?
– Нет.
– Ну это же проще пареной репы! «Исключительно» – значит, исключая реку Севрючку! То есть, река остается во владении Реттийской короны. Вот если бы здесь стояло слово «включительно» – тогда другое дело…
– А-а-а! Так, может, написать: «исключая реку»? Или «за исключением реки»?
– Тут вы в корне не правы, сударь! – с лукавой улыбкой погрозил ему пальцем стряпчий. – Согласно «Уложения о правилах и нормах межгосударственного законотворчества», том второй, статья семьдесят шестая, параграф пятый…
Он кинулся к полке с книгами и безошибочно выхватил пухлый фолиант, подняв целое облако пыли.
–…исключение или включение в перечень территориальных объектов, основных, дополнительных и обособленных, с указанием майоратных характеристик…
– Верю, верю! – в отчаянии замахал руками Мускулюс. – Не смею более отрывать вас от работы. Консультация была исчерпывающей. Большое спасибо!
– Не стоит благодарности. Если что – обращайтесь. Я с удовольствием разрешу ваши сомнения.
Все это время Серафим Нексус тихо дремал, опустив голову на грудь.
Следующий час Мускулюс честно трудился. Не вникая в суть зубодробительных формулировок, он, на осьмушку приоткрыв «вороний баньши», погрузился в изучение вторичных скриптуалий. Однако тревожного зуда не ощутил. Медлили вспыхнуть синими огоньками «ловчие» слова; паутина скрытой порчи отказывалась проявляться. Договор был чист, как отшельник-трепангулярий после омовения в источнике Непорочных Исчадий.
Но отчего нервничает стряпчий?!
В душевном раздрае Андреа тщательно исследовал фактуру бумаги и состав чернил. Бумага, как бумага: хлопковая, отличного качества. Эманации чар отсутствуют. И чернила хороши: из стеблей ликоподия с добавлением отвара «дубовых орешков». Тем не менее, сердце грызли опасения. Договор вызывал едва уловимые возмущения на границе аурального восприятия, как соринка в третьем глазе.
Мнительность разыгралась?
Малефик покосился на своего непосредственного начальника, не забыв предварительно закрыть «вороний баньши». Серафим пребывал в глубокой задумчивости, то есть спал. Во сне он еле слышно кряхтел и булькал. Значит, не почудилось. Лейб-малефактор зря булькать не станет. Андреа скорее поверил бы, что Квадрат Опоры на деле является пятимерным додекаэдром (как утверждал Люциус Искушенный), чем в случайность начальственного кряхтенья.
– Ы-ыв-ва-а-а!
За окном гнусаво взвыл охотничий рожок. Следом надвинулся и вырос дробный перестук копыт. Серафим благосклонно пожевал губами: мол, не возражаю. Прерви, отрок, штудии, взгляни, что там.
Сквозь цветные витражи видно было плохо. Охра и кармин, аквамарин и бирюза – калейдоскоп превращал реальность в потешную сказку. Хмыкнув, Андреа сдвинул зрение в монохромную область – и ощутил, как на его макушку взбирается юркий паучок. За эфирахнидом тянулась астральная паутинка: лейб-малефактор тоже желал все видеть.
Не вставая с места.
Кавалькада всадников в охотничьих костюмах выезжала на площадь перед ратушей. Егеря, доезжачие, ловчие… Ага, вот и его высочество собственной персоной. Герцог Карл Строгий, государь Сорента – как и его досточтимые предки, головная боль Реттийской короны. |