Рейчел также обладала лисьей хитростью. Сабину не мог ввести в заблуждение ее простонародный акцент или вульгарная татуировка. Она наблюдала английскую классовую систему на протяжении нескольких лет и теперь могла, приподняв ее фиговый листок, одобрить эту систему и затем быстро вернуть листок на место. Британцы были ужасными – но какими умелыми! – лицемерами. Они ругмя ругали свою классовую систему или, более того, делали вид, что ее уже не существует. По-видимому, следовало быть французом или, по крайней мерс, просто иностранцем, чтобы понять бессмысленность этих заявлений и увидеть: именно сейчас система работает превосходно, как хорошо смазанная машина.

Английская классовая система проявила себя как податливый, но отнюдь не хрупкий механизм с надежным устройством защиты. Она позволяла вам уберечься от хищнических инстинктов людей, которым было меньше терять, чем вам. Она ставила препон захватчикам, зарящимся на то, что далось вам такими трудами. Она существовала для того, чтобы воспрепятствовать людям с низкими инстинктами проводить отдых вместе с вашей семьей. И тем нс менее Рейчел была человеком, преследовавшим сноп корыстные интересы. Чего она хотела добиться, от кого и с чьей помощью, – Сабине оставалось только гадать. Но она была полна решимости не допустить того, чтобы Рейчел добилась желаемого за счет благополучия семьи самой Сабины.

Нет, отныне она должна наблюдать за Рейчел и Крисси самым тщательным образом.

Мэтт передал Бет с ее букетом с рук на руки Сабине и только попросил девочку ничего не рассказывать о незнакомце, которого она встретила в зарослях кукурузы. Сабина была восхищена маками и отослала Бет поставить их в кувшин. Мэтт не мог бы с уверенностью объяснить, почему он велел Бет помалкивать об испытанном ею сильном испуге; во всяком случае, руководило им не только желание оградить Сабину от волнений, которых у нее и так хватало. Сам он точно знал, что именно увидела Бет.

По мнению Мэтта, Бет могла лишь мельком уловить некий образ всего, что ее пугало. Она увидела в полумраке лишь собственные страхи, принявшие неясные очертания. Напряжение, царившее в доме, было достаточно тяжелым испытанием и для взрослого человека; что уж тут говорить о семилетнем ребенке? Ее мать и отец пребывали в кошмарном состоянии невысказанной враждебности. В известном смысле было бы лучше, если бы эта вражда вылилась в откровенную свару, с обменом ударами, плевками и пинками на газоне перед домом. Джеймс мог бы раскровянить Сабине губу а Сабина в свою очередь могла бы разбить о его голову блюдо, заодно, может, срезав кусок уха. По крайней мере, таким способом можно было бы хоть отчасти дать выход копившейся в них затаенной ненависти. Непрерывное ожидание взрыва могло кого угодно довести до такого состояния, когда начинают мерещиться всякие ужасы.

И дети, как всегда в таких случаях, несомненно, ощущали это напряжение. Нет, пожалуй, это не совсем так: дети не просто ощущают напряжение, они сами до предела напряжены. Этим напряжением они живут. Особенно в возрасте семи лет, когда мать и отец курятся, как вулканы, погружены в тяжкие раздумья и, подобно богам в небесах, готовы метать громы и молнии. Если Джеймс и Сабина так же относились друг к другу, когда Джесси была в возрасте Бет, то не следует удивляться тому, какой выросла Джесс.

Внезапно Мэтт задумался о том, когда Джеймс последний раз занимался любовью со своей женой. Думая о Сабине, он не мог избавиться от сильной тяги исправить это упущение. Она была красивой и тонко чувствующей женщиной, которая растратила себя на сексуально неблагодарного и духовно низкого субъекта. По какой-то причине Мэтт всегда мечтал заставить Сабину вспотеть. Он хотел, чтобы она обливалась потом. Он представлял ее в своем воображении обнаженной, представлял ее стройные смуглые ноги, ее аппетитные округлости пониже спины, бисеринки пота над верхней губой, капельки пота, поблескивающие на сосках ее маленьких грудей, и сбегающие по точеным бокам ручейки пота, которыми он наслаждался, слизывая их языком и доставляя ей минуты удовольствия, в котором, без сомнения, отказывал жене Джеймс.