Слышала, как ты ее окликаешь, но когда повернулась, она уже исчезла.
Майрон окинул взглядом список комментариев, присланных Китти. Негусто. Кто-то играет в мафиозные войны, кто-то в «Ферму», кто-то участвует в викторинах. Майрон отметил, что у Китти сорок три друга.
— Для начала, — сказал он, — надо распечатать список друзей и посмотреть, нет ли в нем наших знакомых.
— Ладно.
Майрон открыл в компьютере фотоальбом под названием «Брэд и Китти — история любви» и начал листать страница за страницей. Эсперанса сидела рядом. Они долго молчали. Майрон просто щелкал клавишами, смотрел, снова щелкал. Жизнь. Вот что являлось его глазам. Он всегда посмеивался над фанатами социальных сетей, сам ими не пользовался и даже усматривал в них некое странное извращение, но сейчас, по мере того как продвигался вперед — щелк, щелк, — ему открывалась, ни больше ни меньше, сама жизнь, даже две.
Жизнь его брата и жизнь Китти.
Майрон видел, как они взрослеют. Здесь были фотографии, где Брэд и Китти преодолевали песчаные дюны в Намибии, путешествовали по Каталонии, любовались идолами на острове Пасхи, помогали местным жителям, ныряли с мысов в Италии, тащили рюкзаки в Тасмании, занимались археологическими раскопками в Тибете. На этих снимках, сделанных, например, в высокогорных селениях Мьянмы, Китти и Брэд щеголяли в одеждах аборигенов. На других — в шортах и футболках. Рюкзаки наличествовали почти всегда. Брэд и Китти часто позировали перед фотокамерой плечом к плечу, почти касаясь друг друга щеками. Волосы у Брэда были, как и раньше, темные, курчавые, порой они отрастали, образуя такой живописный беспорядок, что его можно было принять за растафария. Он не так уж сильно изменился, его брат. Майрон присмотрелся к носу Брэда и обнаружил, что он еще немного искривился, а, впрочем, может, ему просто показалось.
Китти похудела, сделалась одновременно жилистой и хрупкой. Майрон продолжал щелкать клавишами. Как бы там ни было — и это должно было бы радовать, — на каждом снимке Китти и Брэд сияли.
— Вид у них счастливый. — Эсперанса словно прочитала его мысли.
— Да.
— Впрочем, это отпускные фотографии. Что по ним скажешь?
— Это не отпуск, — возразил Майрон. — Это их жизнь.
Рождество в Сьерра-Леоне. День благодарения в Ситке, на Аляске. Какой-то праздник в Лаосе. Свой нынешний адрес Китти обозначила так: «Затерянные уголки планеты Земля», а род занятий — «Бывшая несостоявшаяся теннисная звезда, ныне счастливая странница, надеющаяся сделать мир лучше, чем он есть!»
Эсперанса ткнула пальцем в слова «род занятий» и скорчила гримасу.
Покончив с первым альбомом, Майрон вернулся к фотографии на профиле. Имелось еще два альбома: один — «Моя семья», другой — «Лучшее, что есть у нас в жизни, — наш сын Микки».
— Все нормально? — спросила Эсперанса.
— Вполне.
— В таком случае давай посмотрим.
Майрон кликнул файл Микки, и на экране появились квадратики — небольшие иконоподобные снимки. Какое-то время он просто смотрел, не выпуская из рук мышь. Эсперанса тоже сидела не двигаясь. Потом, почти автоматически, Майрон принялся просматривать фотографии мальчика, начиная со старых, младенческих и заканчивая совсем недавними, когда парнишке, наверное, сравнялось пятнадцать. Эсперанса наклонилась, стараясь получше рассмотреть мелькающие изображения, и вдруг сдавленно прошептала: «Боже мой».
Майрон промолчал.
— Отмотай-ка назад.
— Тебя какой снимок интересует?
— Сам знаешь какой.
Это правда, он знал. Майрон вывел на экран фотографию Микки, игравшего в баскетбол. |