— Все верно, — кивнул Майрон. — Она обожает фуксию.

Верзила Синди озарила его улыбкой: крохотные зубы в огромном рту, — увидев такое, дети обычно кричат от страха. Майрон улыбнулся в ответ. Видит Бог, он любил эту большую безумную женщину.

— Эсперанса здесь? — Он указал на дверь слева.

— Да, мистер Болитар. Сказать ей, что вы пришли?

— Сам скажу, спасибо.

— В таком случае не будете ли так любезны предупредить, что я подготовлюсь к примерке через пять минут?

— Непременно.

Майрон тихо постучал в дверь и вошел. Эсперанса сидела за столом. На ней было платье цвета фуксии. В отличие от Верзилы Синди стратегически важные лохмотья делали ее похожей скорее на Рэкел Уэлч из фильма «Миллион лет до нашей эры». Майрон подавил смешок.

— Одно слово, — бросила Эсперанса, — и ты труп.

— Moi? — удивился Майрон. — Впрочем, мне кажется, тебе больше подошел бы цвет морской волны. Ты не из тех, кто любит теплые тона.

— На двенадцать у нас назначена встреча, — сказала Эсперанса.

— К тому времени я вернусь, и, надеюсь, ты переоденешься. Лекс больше кредиткой не пользовался?

— Никаких сведений нет.

Она даже не подняла головы, демонстрируя, что полностью погружена в изучение какого-то лежащего на столе документа.

— Ясно, — сказал Майрон, стараясь, чтобы это прозвучало как можно более непринужденно. — И когда же ты вчера ночью вернулась домой?

— Не беспокойся, папочка, комендантский час не нарушила.

— Я не о том.

— Именно о том.

Майрон окинул взглядом несколько стоявших у нее на столе семейных фотографий — довольно-таки банальных, но, в общем, естественных.

— Не хочешь поговорить об этом?

— Нет, доктор Фил, не хочу.

— Ладно.

— И не надо делать постное лицо. Вчера я лишь немного пофлиртовала.

— Я тебе не судья.

— А ведешь себя как судья. Ладно, куда ты наладился?

— К Сьюзи, в теннисную академию. Уина видела?

— По-моему, он еще не пришел.

Майрон поймал такси и выехал на набережную Гудзона. Академия Сьюзи располагалась неподалеку от пристаней Челси, в здании, которое выглядело — а может, и было — огромным белым пузырем. Стоит выйти на корт, и из-за давления воздуха, при помощи которого этот пузырь надувается, у тебя начинается шум в ушах. Всего кортов было четыре, на каждом с инструкторами играли молодые женщины и девочки-подростки. Сьюзи, при всех своих восьми месяцах, тренировала на первом, показывая двум дочерна загоревшим девицам с конскими хвостами, как следует выходить к сетке. На втором корте отрабатывались удары справа, на третьем — слева, на четвертом — подачи. Кто-то расставил по углам зоны подачи круги — вроде как мишени. Сьюзи заметила появление Майрона и подала ему знак немного обождать.

Майрон прошел в отдельное помещение рядом с кортами. Здесь расположились мамаши, все в белом, как принято в теннисе. Это единственный вид спорта, где зрители любят одеваться как участники, словно их могут внезапно вызвать на корт. В то же время — Майрон понимал, что это нарушение правил «политкорректности» — во всех этих мамашах в белом было что-то соблазнительное. И он присматривался к ним. Не плотоядно — на это ему ума хватало, — но все же присматривался.

Похоть, если, конечно, это можно так назвать, быстро прошла. Матери следили за дочерьми с неусыпным вниманием, как будто от каждого удара зависела чуть не вся их жизнь.