Я был с этой силой лицом к лицу. Мой нос был лишь в нескольких дюймах от ее носа — конечно, если у нее был нос. Я не ощущал ее дыхания, и слава богу, потому что оно должно было пахнуть тухлым мясом, жженой серой и свиным навозом.

Похоже, мое термоядерное воображение готово было расплавить стенки реактора.

Я твердил себе, что это видение не более реально, чем недавнее видение гигантского паука в шахте лифта.

Бобби Хэллоуэй называет мое воображение цирком с тремя сотнями арен. Сейчас я находился на двести девяносто девятой арене, где танцевали слоны, ходили колесом клоуны и тигры прыгали сквозь горящие обручи. Настало время выйти из шапито наружу, купить воздушной кукурузы, кока-колы и немного остыть.

Я со стыдом понял, что не могу заставить себя включить фонарик. Я был парализован страхом перед тем, что стояло передо мной.

Части моего сознания хотелось верить, что я пал жертвой цепной реакции собственного воображения. Но хотя начало этой реакции положил я сам, у меня были основания для страха. Уже упомянутые мной эксперименты в области генной инженерии (некоторые из них были задуманы моей матерью, большим авторитетом в области генетики) однажды вышли из-под контроля. Несмотря на высокую степень биологической защиты, созданный учеными штамм ретровируса вырвался из лаборатории. Благодаря выдающимся талантам этой твари жители Мунлайт-Бея и в меньшей степени люди и животные из окружающего мира… менялись.

Хотя эти изменения были сильными и временами ужасными, все же они (за некоторыми исключениями) не слишком бросались в глаза и позволяли властям успешно скрывать правду о катастрофе. Даже в Мунлайт-Бее случившееся было известно всего нескольким сотням человек. Я сам выяснил это лишь месяц назад, после смерти отца, знавшего все страшные подробности и сообщившего мне то, чего я теперь желал бы не знать. Остальные горожане жили в счастливом неведении, но долго так продолжаться не могло: мутации становились все заметнее.

Именно эта мысль парализовала меня в тот момент, когда я, если инстинкт меня не обманывал, оказался лицом к лицу с неведомым, стоявшим передо мной в темном проходе.

Теперь мое сердце колотилось.

Я испытывал отвращение к себе. Если мне не удастся взять себя в руки, я буду вынужден всю жизнь спать под кроватью из страха перед букой, который может залезть под простыню, пока я буду дремать.

Держа фонарик большим и указательным пальцами и растопырив три других, я протянул руку в могильную темноту, дабы доказать себе, что мои страхи беспочвенны. И прикоснулся к лицу.

Глава 4

Крыло носа. Уголок рта. Мой мизинец скользнул по упругой губе и влажным зубам.

Я вскрикнул, отпрянул и нажал на кнопку фонарика.

Хотя луч был направлен на пол, мне хватило отраженного света, чтобы рассмотреть стоявшую передо мной «сущность». У нее не было ни клыков, ни глаз, горящих адским огнем, и состояла она из вещества более твердого, чем эктоплазма. «Сущность» была облачена в легкие брюки «чинос», желтую рубашку-поло и светло-коричневую спортивную куртку. В этой фигуре не было ничего замогильного. Она скорее напоминала уличного хулигана.

Этот малый лет тридцати, ростом метр семьдесят с небольшим, был коренаст и напоминал быка, который стоит на задних ногах, обутых в кроссовки «Найк». У него были коротко остриженные, черные волосы, желтые безумные глаза гиены и толстые алые губы. Он казался слишком громоздким для того, чтобы беззвучно скользить сквозь непроглядный мрак. Его зубы были мелкими, как зернышки кукурузы, а улыбка напоминала наложенное щедрой рукой холодное блюдо. Малый расточал ее, размахивая зажатой в руке дубинкой.