Так же, как с Бобби, где я использовал сленг серферов.
— Там есть слово, которое должно быть, но оно так ни разу и не появляется.
— Ага, — сказала Саша, и я понял, что до нее дошло.
Менее талантливый поэт, написав тринадцать стансов о черной птице, обязательно использовал бы слово «крыло», но Стивенс его не применяет.
Саша — вторая женщина, которую я люблю в полном смысле этого слова. Она клянется, что ни за что не бросит меня, и я ей верю. Она никогда не лжет.
У Саши есть электродрель с большим набором сверл, лежащих в пластмассовой коробке. На стальном стержне полудюймового сверла красным лаком для ногтей написано мое имя: КРИС. Я очень надеюсь, что это шутка.
Пусть не волнуется. Если я когда-нибудь разобью Саше сердце, то сам просверлю себе грудь и избавлю ее от необходимости умыть руки.
Она называет меня «мистер Романтик».
— Какая поддержка? — спросила Саша.
— Поймешь, когда окажешься на месте.
— Что передать?
— Только одно слово. Надежда. Она еще есть.
Я говорил уверенно, но кривил душой. Это сообщение могло оказаться неправдой. В отличие от Саши я иногда лгу и отнюдь не горжусь этим.
— Где ты? — спросила она.
— В Мертвом Городе.
— Черт!
— Ты сама спросила.
— Вечно ищешь приключений на свою задницу.
— Это мой девиз.
Я не посмел сказать ей об Орсоне даже намеком, используя шифр поэзии. Голос мог сорваться и выдать всю глубину моей боли, с которой я пытался справиться из последних сил. Узнай Саша, что Орсону грозит серьезная опасность, она примчалась бы в Уиверн искать его.
Саша могла оказаться очень полезной. Недавно я с удивлением обнаружил, что она владеет искусством самообороны и обращения с оружием, которому не учат ни в одной диск-жокейской школе. На амазонку она не похожа, но дерется ничуть не хуже. Однако друг она лучший, чем боец, а Лилли Уинг сильнее нуждалась в ее помощи, чем я.
— Крис, знаешь, в чем причина твоих трудностей?
— В том, что я слишком красивый?
— О да! — саркастически сказала она.
— Слишком умный?
— Нет. Ты слишком заботливый.
— Надо будет попросить у врача какие-нибудь таблетки.
— Снеговик, именно за это я тебя и люблю, но кончится тем, что тебя убьют.
— Сам погибай, а товарища выручай, — сказал я, намекая на Лилли Уинг. — Да нет, все будет в порядке. Сейчас приедет Бобби.
— Ага… Тогда я начинаю сочинять вам эпитафию.
— Я передам ему твои слова.
— Два самозванца-неумейки.
— Догадываюсь. Карли и Ларри из комикса?
— Верно. Оба вы слишком глупы, чтобы претендовать на роль Мо.
— Я люблю тебя, Гуделл.
— А я тебя, Снеговик.
Я выключил телефон и готов был отвернуться от окна, когда на улице снова что-то задвигалось. И теперь это была не тень облака, наползшего на луну.
На сей раз я увидел обезьян.
Я прицепил телефон к поясу и освободил обе руки.
Обезьяны шли не гурьбой и не стадом. Оказывается, обезьян, путешествующих группой, принято называть не стадом, не прайдом, а отрядом.
В последнее время я узнал об обезьянах куда больше, чем слово «отряд». По той же причине, по которой, живя в болотах Южной Флориды, я стал бы экспертом по крокодилам.
Мимо домиков Мертвого Города шел отряд обезьян, двигавшийся в том же направлении, что и я. В лунном свете их шерсть казалась скорее серебристой, чем бурой.
Несмотря на этот блеск, который делал их более заметными, я с трудом вел счет. |