Входная дверь с облупившейся краской, слегка фосфоресцировавшей в лунном свете, была приоткрыта. Проржавевшие петли не заскрипели, а затрещали, как высохшие пальцы скелета, сжимающего кулак.

Я шагнул внутрь.

Поскольку у меня была причина позвонить не с улицы, а из дома, я решил, что будет безопаснее закрыть дверь. А вдруг птицы стряхнут с себя зловещий ступор и с криками устремятся за мной?

С другой стороны, открытая дверь — путь к отступлению. Я решил оставить ее открытой.

Хотя тьма вокруг стояла как при игре в жмурки, я знал, что нахожусь в гостиной, потому что сотни бунгало с крылечками были построены по одному и тому же плану. Здесь не было таких изысков, как вестибюль или холл. Гостиная, столовая, кухня и две спальни.

Даже тогда, когда за домиками ухаживали, эти скромные жилища предлагали минимум удобств семьям молодых офицеров, которые занимали их пару лет, а потом переезжали в другое место. Сейчас здесь пахло пылью, плесенью, гнилью и мышами.

Полы были деревянными, покрытыми несколькими слоями краски; линолеум имелся только на маленькой кухне. Половицы скрипели даже под ногами такого мастера беззвучного передвижения, как ваш покорный слуга.

Скрип меня не заботил. Он означал, что никто не сможет войти в бунгало с черного хода и застать меня врасплох.

Глаза постепенно привыкли к темноте, и я разглядел передние окна. Пробитые на уровне козырька крыльца, они были видны даже в отраженном лунном свете. Пепельно-серые прямоугольники в кромешной черноте.

Я подошел к ближайшему из двух окон, как ни странно, целых. Стекло было грязным; я вынул салфетку «Клинекс» и протер середину.

Передние дворы этих хором невелики; меж магнолий виднелась улица. Я не ожидал увидеть там парад, но поскольку даже местные драм-мажоретки в коротких юбочках могли оказаться такими же оборотнями, как и все остальные, следовало проявлять осторожность.

Я снова включил сотовый телефон и набрал отсутствующий в справочниках номер «Кей-Бей», самой большой радиостанции графства Санта-Розита, где работала диск-жокеем Саша Гуделл. Сегодня она была в прямом эфире с полуночи до шести часов утра. Вообще-то она была исполнительным директором, но, поскольку с закрытием Форт-Уиверна станция лишилась военной аудитории, а вместе с ней и львиной доли доходов, Саше, как и многим служащим, пришлось заняться совместительством.

Телефон стоял непосредственно в радиобудке, поэтому вместо звонка на противоположной от микрофона стене вспыхивала синяя лампочка. Видимо, в данный момент Саша не была в эфире, потому что взяла трубку она, а не радиоинженер.

— Привет, Снеговик.

Я не был единственным обладателем этого номера. Как многие люди, любящие уединение, я направил телефонной компании просьбу не включать мой номер в справочник; но даже если первой к аппарату подходила Саша, а не инженер, она всегда знала, что это я.

— Какую песню крутишь? — спросил я.

— «Мессу в стиле блюз».

— Элвис.

— Осталось меньше минуты.

— Я знаю, как ты это делаешь, — сказал я.

— Что делаю?

— Говоришь «привет, Снеговик» еще до того, как я успеваю что-нибудь сказать.

— И как же я это делаю?

— Наверно, половина звонков по этому телефону принадлежит мне, поэтому ты всегда говоришь «привет, Снеговик».

— Неверно.

— Верно, — стоял я на своем.

— Я никогда не вру.

Это была правда.

— «Останься со мной, малыш», — пропела она и умолкла.