|
Поскольку кровотечение было сильным, он попробовал зажать шов, но боль помешала ему это сделать. Открытая рана пульсировала, словно сердце находилось в руке, а не в груди. Обеспокоенный, он попросил слугу снова позвать врача и, пока тот не пришел, погрузился в размышления о случившемся. Покинув мастерскую, он убедил сына Корне, что чувствует себя гораздо лучше, и отослал назад, хотя отец велел его сопровождать. Очень довольный, что можно побездельничать, парень быстренько убрался восвояси. На самом деле Горгиас был по-прежнему слаб, но ему хотелось в одиночестве осмотреть место, где его ранили. Он осуществил свои намерения, однако не обнаружил ничего, что помогло бы разгадать загадку. В одном он не сомневался: напавший на него человек знал о бесценном пергаменте. Скрип двери вывел Горгиаса из задумчивости. Посланный им слуга, попросив разрешения, вошел в комнату; с ним прибыл врач, весьма недовольный. – Избави меня Бог от этих ученых мужей! Кичатся своими знаниями, а от любой болячки начинают причитать, как старухи по покойнику, – проворчал он, поднося лампадку к ране. – Я еле шевелю пальцами, и кровь не останавливается, – пожаловался Горгиас. Врач удостоил руку не большим вниманием, чем мясник, скручивающий голову петуху. – Скажите спасибо, если ее не придется ампутировать. Черт возьми, что вы этой рукой делали? Переписывали Библию? Горгиас не ответил. Конечно, он сам виноват, не надо было двигать ею во время недавних поисков. Врач тем временем рылся в своем мешке. – Проклятье, у меня не осталось спорыша! При вас ли порошки, которые я вам прописал? – спросил Ценон, одновременно заглядывая в мешок пациента. Горгиас вырвал у него 1ёмешок: – Я забыл их в мастерской, потом кого-нибудь попрошу принести. Врач удивленно пожал плечами – он не ожидал такой реакции. – Как знаете… Однако должен вас предупредить: из всех ран меня беспокоит только рука. Если не будете осторожны, через неделю она станет ни на что не пригодной, даже на корм свиньям. А если потеряете руку, то потеряете и жизнь, не сомневайтесь. Сейчас я укреплю шов, нужно прекратить кровотечение, потерпите. Горгиас скривился, но не столько от боли, сколько потому, что не мог не признать правоту врача. – Неужели поверхностная рана может быть столь опасной?.. – Еще как может, даже если вы считаете иначе. Умирают ведь не только от чумы и золотухи, наоборот, кладбища забиты здоровыми людьми, погибшими от порезов и мозолей: сначала небольшая лихорадка, потом какие-то странные судороги, и прости-прощай. Возможно, вы не знакомы с учением Галена, но я на своем веку повидал столько мертвецов, что за несколько месяцев могу определить, когда тот или иной субъект отправится в могилу. Закончив манипуляции с раненой рукой, врач собрал инструменты и в беспорядке побросал их в мешок. Тогда Горгиас приказал слуге выйти и подождать снаружи. Тот молча повиновался. – Задержитесь на минуту, – сказал раненый. – Я хочу попросить вас об одном одолжении. – Если это в моих силах… Горгиас удостоверился, что слуга их не слышит. – Я бы предпочел, чтобы граф ничего не знал о том, насколько тяжело я ранен. Я тружусь над одним документом, который вызывает у него особый интерес, и его наверняка встревожит мысль, что работа может задержаться. – Но так оно и есть, вы не сможете держать перо по меньшей мере еще недели три, и то в том случае, если не будет ухудшения. А поскольку граф оплачивает мои труды, согласитесь, мне не пристало его обманывать. – Я и не прошу вас обманывать, просто не распространяйтесь о том, когда следует ожидать моего выздоровления, а я уж найду способ закончить работу. Что касается оплаты ваших трудов… Горгиас сунул левую руку в карман и достал несколько монет: – Здесь больше, чем вам заплатил бы граф. |
