Однако стоило Альке подойти к Ленкиному подъезду, как вся ее твердость тут же испарилась. Она в растерянности постояла у двери, поглядела на темные по большей части окна и побрела назад, к метро.

Чтобы собраться с духом, ей понадобился не один час. Она досконально изучила ассортимент торговых палаток и всех окрестных круглосуточных магазинов, пока полностью не окоченела на пронизывающем ветру. Тогда Алька зашла в маленькое ночное кафе. Там было тепло, играла тихая музыка. Алька взяла чашечку кофе и уселась в самый дальний уголок.

Ноги гудели от усталости, глаза в тепле сразу начали смыкаться. Время от времени Алька принималась клевать носом и даже видела какой-то сон. Она встряхивалась, с трудом поднимала отяжелевшую голову и ловила на себе любопытный взгляд красивого, похожего на испанца бармена. И тут же снова ее одолевала дремота.

Почти нетронутый кофе уже успел десять раз остыть, а смуглый красавец потерял всякий интерес к странной девушке со скрипкой, когда Алька наконец ощутила себя хоть немного отдохнувшей и готовой к встрече с Ленкой. Она расплатилась и вышла на улицу.

Ночь перевалила за середину. Теперь в Ленкином доме почти все окна были черны.

Алька нажала на кнопку. Глазок в двери какое-то время оставался темным, как вода на глубине, затем вспыхнул веселым желтым светом. Алька услышала мягкие шаги, потом глазок вновь на секунду потемнел — и дверь распахнулась.

Ленка стояла на пороге в халате и шлепанцах на босу ногу. Светлые, словно серебристые волосы были заплетены в косу — на ночь. Сонливость в лице боролась с удивлением.

— Ты? — Ленка посторонилась, пропуская Альку в квартиру. — Что-нибудь случилось?

— Ничего, — выдавила Алька с трудом и повесила куртку на вешалку.

— Куда ты делась со второго отделения? Ирка ничего вразумительного мне не сказала.

— Она меня отпустила.

Ленка так знакомо передернула плечами. От нее веяло уютом, домом, покоем, прерванным сном и доброжелательностью. Аля снова, в который раз, начала сомневаться. Она тайком искала в Ленкином облике следы чужого, страшного, необъяснимого — и не находила. Ленка. Ее Ленка. Обыкновенная, милая, чуточку ироничная, бесконечно женственная.

— Что-то все же случилось. — Ленка двинулась на кухню, зевнула по дороге. — Я поставлю чайник.

— Я не хочу чаю. — Голос прозвучал слишком громко, и она поспешно прикрыла рот рукой.

— Я хочу. Мама в больнице, так что не бойся — кого могла, ты уже разбудила.

Ленка включила чайник, полезла в холодильник, достала оттуда банку сгущенки, сковородку с котлетами.

— Тебе можно? — Она указала на плотно уложенные аппетитные котлеты. — Или тебя все еще тошнит?

— Меня не тошнит. — Алька села за стол, машинально потрогала солонку в форме фарфорового котенка с бантиком на шее.

— Концерт прошел успешно, — вскользь заметила Ленка, беря котлету и пристраивая ее на ломтик хлеба. — Французы, говорят, без ума. Особенно от нашего соло. — Ленка тонко улыбнулась, расставляя большие керамические бокалы. — Давай поужинаем, что ли. Или нет — скорее позавтракаем: времени пятый час.

Алька никак не могла заставить себя нарушить этот мирный, уютный, неторопливый тон их беседы, вырвать Ленку из мягкой, домашней, утренней сонливости, вырваться самой, снова погрузиться в отчаяние и мрак.