Некоторые из таких разрывов оборачивались для девушки серьезными финансовыми проблемами. Но поделать тут было нечего. Когда мужчина ей надоедал, Мабель больше не могла с ним спать. Ее одолевали аллергия, головная боль, озноб, она начинала вспоминать своего отчима, ей едва удавалось сдерживать приступы тошноты, когда приходилось снимать одежду и предаваться постельным утехам с опостылевшим мужчиной. Поэтому Мабель решила для себя так: хотя она с самой ранней юности ложилась в постель со многими мужчинами (она убежала из дома к дяде с тетей в тринадцать лет, после той истории с отчимом), она никогда не была и не будет тем, что называется «шлюха». Потому что шлюхи умеют притворяться перед своими клиентами, а она — нет. Чтобы переспать с мужчиной, девушке требовалось как минимум почувствовать к нему симпатию, а еще обставить трах (как попросту называют это дело пьюранцы) кое-какими приличиями: приглашения, выходы, подарочки, жесты и манеры, которые придали бы соитию достойный вид, чтобы оно выглядело настоящим ухаживанием.
— Спасибо, сеньора, — сказал капитан Сильва и приложил руку к козырьку, имитируя отдание чести. — Мы постараемся не отнять у вас много времени.
Сержант Литума эхом поддержал начальника:
— Спасибо, сеньора.
Мабель пригласила полицейских располагаться в гостиной и принесла по бутылочке холодной инка-колы. Чтобы скрыть свое волнение, хозяйка дома хранила молчание, только выжидательно улыбалась. Полицейские сняли фуражки, и Мабель увидела, что у обоих волосы и лоб блестят от пота. Девушка подумала, что хорошо бы включить вентилятор, но не сдвинулась с места: она боялась, что если встанет, то капитан и сержант заметят, как дрожат у нее руки и ноги. Как же ей выйти из положения, если зубы тоже начнут стучать? «Я немножко нездорова, у меня температурка, обычные женские недомогания, ну вы понимаете, что я имею в виду». Поверят или нет?
— Сеньора, нам бы хотелось не допрашивать вас, а провести дружескую беседу. — Капитан Сильва слегка подсластил голос. — А это совсем разные вещи, ведь правда? Я сказал «дружескую» и повторяю еще раз.
За все восемь лет у Мабель никогда не возникало аллергии на Фелисито. Так происходило, несомненно, из-за великой доброты старичка. Если в день его визита Мабель чувствовала себя нерасположенной — критические дни или просто нежелание раздвигать ноги, — то владелец «Транспортес Нариуала» ни на чем не настаивал. И даже наоборот: начинал беспокоиться, протягивал градусник, предлагал отвести девушку к доктору, сбегать в аптеку за лекарством. Да неужто он так в нее влюблен? Мабель всегда думала, что да. Во всяком случае, старичок платил за дом и оставлял по несколько тысяч солей в месяц всего лишь за то, чтобы спать с ней один-два раза в неделю. Помимо этих обязательных денег он дарил много подарков: и на день рождения, и на Рождество, и даже на такие праздники, когда никто ничего не дарит, например на День Родины или в октябре, во время Пьюранской недели. Даже по манере Фелисито заниматься с ней любовью было заметно, что важен для него не только секс. Он нашептывал ей на ухо любовные глупости, нежно целовал, смотрел с благодарностью и восхищением, словно безбородый юнец. Ну разве это не любовь? Мабель часто думала, что задайся она целью, и Фелисито бросил бы свою жену — эту раздобревшую чоли, больше напоминающую пугало, нежели человеческое существо, — и женился на ней. Это было бы легче легкого. Достаточно, например, забеременеть, поднять вой, а потом пристать с ножом к горлу: «Надеюсь, старичок, ты не хочешь, чтобы твой сын рос незаконнорожденным?» Однако Мабель этого не сделала и не собиралась делать, потому что очень ценила свободу и независимость. Она не желала жертвовать этими удобствами в обмен на относительную уверенность в завтрашнем дне; к тому же ей вовсе не улыбалось через несколько лет оказаться в роли медсестры и няньки при старике, которому придется утирать слюни и менять обмоченные простыни. |