— В каком-то смысле. Все говорит о том, что Кавальери отвечал Микеланджело взаимностью, но в то же время есть все основания считать, что им так и не удалось утолить свои чувства. Поэтому в сонете речь скорее идет о недостижимой духовной любви, а не о плотской страсти. Во времена Микеланджело о ней нельзя было даже говорить. Микеланджело и Кавальери оставались близкими друзьями, но эта связь доставляла великому скульптору огромные муки до самой его смерти.

— У вас сохранились эти записки? — спросил Маркхэм.

— Какое-то время я их берегла, — смущенно призналась Кэти. — Потом показала мужу, и он попросил меня их выбросить. Я так и сделала. Понимаю, поступила глупо. Мне не нужно было его слушать.

«Если бы ты не слушала его в тот вечер, когда он сделал тебе предложение!..»

— Вы, случайно, не помните название того стихотворения, которое вам прислал этот человек? Или там был номер, как у сонетов Шекспира?

— Кажется, исследователи творчества Микеланджело пронумеровали некоторые его стихи, но в отличие от сонетов Шекспира единого общепризнанного порядка тут нет. Возможно, я ошибаюсь, поскольку это не моя сфера, но точно могу сказать, что в записке ни номера, ни названия не было. Это я помню. Если хотите, могу пересказать общий смысл…

— Но если вам показать стихотворение и цитаты, вы их узнаете?

— Да.

Агент Маркхэм выключил диктофон и заявил:

— Салливан, свяжись с нашим техническим специалистом на месте преступления. Убедись в том, что у него есть компьютер, подключенный к сети, чтобы доктор Хильдебрант смогла провести поиски в Интернете. Узнай, нельзя ли раздобыть и книгу стихов Микеланджело.

— Слушаюсь, сэр.

— Мне также будут нужны списки студентов доктора Хильдебрант и ее коллег с факультета искусствоведения за последние десять лет. Черт побери, достаньте мне поименный перечень учащихся всех факультетов, в названии которых есть слова «история» и «искусство». Сегодня воскресенье, но пусть кто-нибудь займется этим немедленно, чтобы завтра утром мы были на месте, когда откроются архивы.

— Слушаюсь, сэр, — снова сказала Салливан, набирая номер на сотовом телефоне.

— Агент Маркхэм! — начала Кэти, чувствуя, что разговор о Микеланджело вернул ее на землю, помог ей стать собой. — Я отдаю себе отчет в том, что моя фамилия высечена на постаменте этой страшной вещи. Поэтому вы считаете, что я имею какое-то отношение к этому психопату. Но неужели вы действительно думаете, что тот, кто прислал мне эти записки, и есть убийца, расправившийся с Томми Кэмпбеллом и мальчиком? Вдруг это просто дело рук какого-то придурка, прочитавшего мою книгу? Я хочу спросить, неужели вы подозреваете, что преступником может быть один из моих студентов?

— Я ничего не знаю, — ответил Маркхэм. — Но Томмазо — итальянский вариант имени Томас. Хочу заметить, что это очень странное совпадение. Сначала вам подкинули стихотворение, посвященное юноше по имени Томми, затем посвятили статую молодого парня, которого звали так же.

Кэти внезапно стало страшно, но еще больше она устыдилась собственной глупости. У нее загорелись щеки при мысли о том, что она сама не сопоставила два имени, когда упомянула Кавальери.

Но самым неприятным оказалось то, что специальный агент Маркхэм это сделал.

Глава 5

Стены комнаты на втором этаже бывшей конюшни были обшиты изнутри звукоизолирующим пенопластом от пола до низкого потолка. Окна заделали уже давно, и даже когда зажигались все лампы дневного света, благодаря черной поверхности пенопласта помещение обволакивала гнетущая темнота, которой, казалось, не было конца и края.