Девять-десять дней событие, связанное с именем трагической карикатуры на денди Гарри Стэниона и его горе-приятелей, громко и взахлеб обсуждали, в гостиных судачили практически только о нем, в газетах появились рисунки и соответствующие статьи, но вскоре общество обо всем забыло, остался лишь непреложный факт: Гарри Стэнион погиб, а Кэролайн стала вдовой, когда ей не исполнилось еще и девятнадцати лет. И тогда она впервые в жизни немного поутихла и стала питать страх перед будущим, но на помощь ей, к большому облегчению ее отца, все это время мучительно переживавшего события в жизни дочери, явилась крестная мать. Однако прежде чем в Мордене полностью осознали, что же произошло, и граф стал отдавать себе отчет, с какой беспутной частью высшего общества свела тесное знакомство его дочь, Кэролайн уже отправилась в большое путешествие по Европе, лишь в редких, случайных письмах извещая отца и кузину о месте своего пребывания и о том, что с ней происходит. Даже несколько торопливо набросанных строк свидетельствовали — и очень ясно — о том, что Кэролайн не только полностью оправилась от потрясения, но и что она беспорядочно и неумеренно наслаждается жизнью, и теперь, думая о сестре, которую она любила и о которой тревожилась, Орелия тихо вздыхала. Если Кэролайн снова не выйдет за это время замуж, что она станет делать, вернувшись домой? Понятное дело, что жизнь в сельском захолустье покажется ей невыносимо скучной, но ведь Морден расположен недалеко от Лондона, значит, можно будет приглашать друзей погостить, а у Кэролайн снова будет возможность насладиться светской жизнью, без которой она не мыслит себя… Да, но откуда на это взять деньги? Принимать гостей и ездить в гости стоит немалых средств… Вот проблема — настоящая, реальная, главная проблема, от которой зависит все, — деньги!
Орелии уже надоело постоянно слышать о деньгах: деньги нужны, чтобы возделывать усадебные земли, для содержания дома, на жалованья слугам, и было очевидно только одно — хоть она и не жаловалась: у нее никогда не будет денег на собственные нужды! Мысли эти невольно терзали Орелию, благо что времени на это у нее было более чем достаточно — на Рождество их надолго завалило снегом, и они стали вынужденными домашними пленниками. По счастью, у них оказалось и достаточно дров, чтобы топились все печи, и старая кухарка, работающая в Мордене уже больше полувека, насолила много дичи и рыбы, так что о голоде речи не шло, а еще есть окорока, свисающие с кухонных балок, а в голубятне достаточно голубей — хотя, надо заметить, Орелия не слишком заботилась о том, что она ест.
Однажды, когда она разбирала бумаги в дядином кабинете, приводя их в порядок, ее осенила мысль. Она много помогала ему, переписывая его трудночитаемые рукописи своим прекрасным, отчетливым почерком или поудобнее расставляя разложенные по всему кабинету справочники, чтобы они были у него под рукой. Бессчетно переписывая его многочисленные заметки на отдельных листках и столь же бессчетные дополнения к ним, она постепенно начала проникаться пониманием темы, над которой он работал, и сама стала разбираться в ней едва ли не так же хорошо, как и он. Как правило, когда из Лондона приходили бумаги, она нередко первой читала их, а потом пересказывала дяде сведения, необходимые ему для работы над книгой. А писал он о войнах Античности в сравнении с действиями Наполеона, предпринятыми им против стран в Европе. Регулярно прибывали копии официальных ежедневных парламентских речей из обеих палат, и Орелия их просматривала, чтобы понять, нужны ли они или не имеют касательства к интересующим дядю проблемам.
Дядя Артур умер, а книга осталась незаконченной, она была написана лишь на две трети, если не наполовину, и Орелия отдавала себе отчет, что ей не удастся дописать ее до конца с той же глубиной охвата проблем, как сделал бы это дядя, но… Попытаться все-таки стоит, решила она. Ради памяти дяди Артура… Весь декабрь, до Рождества и после него, Орелия просидела в дядином кабинете, работая за его столом, пользуясь его справочниками и всеми печатными изданиями, выходившими в последние годы и в последние месяцы. |