Бабушка тихо плакала. Я тоже плакал и не мог понять, кто прав: он или она?

Джон Эмос все говорил, говорил… говорил ужасные, скверные, грязные слова, которые обычно мальчишки пишут на стенах туалетов. Старик вроде Джона Эмоса не должен говорить так, особенно с моими бабушкой и мамой.

— Джон! — закричала, наконец, бабушка, — разве ты не отомщен? Этого тебе мало? Выпусти нас, и я сделаю все, что хочешь; буду твоей женой в том смысле, как ты хочешь, только не подвергай еще большим испытаниям мою дочь. Она очень больна. Ее надо поместить в больницу. Если ты позволишь ей умереть, полиция сочтет это убийством.

Джон Эмос засмеялся и стал взбираться по ступеням.

Я смотрел на него и не мог сдвинуться с места. Я был в замешательстве: кому верить, кто прав?

— Барт! — закричала вдруг бабушка. — Беги скорее к отцу! Расскажи ему, где мы! Беги, беги!

Я смотрел то на одного, то в направлении другой широко открытыми глазами… и не знал, что делать.

— Пожалуйста, Барт, — попросила она. — Расскажи отцу, где мы.

Будто темная тень Малькольма нависла надо мной. Тьма закрыла мне глаза. Я пытался повернуться и уйти. Но вместо этого подвинулся вперед. Я хотел знать всю правду.

Из темноты раздался тонкий мамин голос:

— Да-да, мама! Я все поняла. У нас у всех не было шанса выжить, и не важно, кто на самом деле выжил, а кого уже нет; когда ты вернулась в Фок-сворт Холл и заперла нас, мы все стали обреченными! А теперь — теперь мы умрем только потому, что этот спятивший старый дворецкий обманулся в своих ожиданиях наследства! Наследства, обещанного ему мертвецом! Да-да, и если ты все еще веришь хоть чему-нибудь из этого, то ты такая же сумасшедшая, как и он.

— Кэти, не надо отрицать правду только из ненависти ко мне. Ты же видишь все. Разве ты не видишь, как Джон использовал в своих целях твоего сына, сына моего Барта? Разве ты не понимаешь, что это тонко спланированная и блестяще исполненная месть? Он погубил сына человека, которого ненавидел; человека, занявшего его место; потому что мой отец заставил бы меня выйти замуж за Джона, если бы не Барт! Ты не знаешь ничего: ты не знаешь, как принуждал меня отец, как говорил, что я обязана повиноваться, что Джон достойный его наследник… Он подразумевал — наследник половины состояния, и не подозревал, а может быть, и подозревал, что Джон метил на все его состояние! А теперь, когда мы с тобой умрем, то виновным признают не Джона, нет — виноват будет Барт! Это Джон убил Кловера, а потом и Эппла. Это Джон всю жизнь мечтал быть могущественным и богатым, как Малькольм. Это не выдумки: сколько я живу с ним, я все время слышу, как он несет вполголоса всю эту безумную чепуху.

— Как и Барт, — тихо добавила мама, но ее голос был четко слышен. — Барт представляет себя очень старым и слабым, но богатым и всесильным. Бедный Барт. А Джори, что он сделалс ним? Где Джори?

— Отчего она жалеет меня, а не Джори? Я встал и побежал.

Неужели я и в самом деле сошел с ума, как Джон Эмос? Или я убийца в душе, как и он? Я не знаю сам себя.

Я ослеп, на глазах у меня пелена; движения опрометчивы и неловки; ноги стали свинцовыми, но все-таки я выкарабкался наверх по этой бесконечной старой лестнице.

Мы с папой еще раз направились в дом по соседству. Барта нигде не было видно весь день. Как глупо было с моей стороны позволить ему улизнуть, когда я только лишь повернул голову, чтобы посмотреть, как Синди подражает мне, танцуя.