В сложившихся обстоятельствах Уолтер ограничился тем, что послал кастелянам замков Фой, Барбери, Торнбери и Рыцарской Башни письма, в которых сообщал, что принимает наследство брата. Он не назначил им времени, когда бы они могли приехать засвидетельствовать ему свою верность, и не предложил самому приехать в крепости, которые теперь формально ему принадлежали. Таким образом, он хоть и принял на себя владение наследством, но и не спровоцировал кастелянов на открытый отказ признать его своим сюзереном. Уолтер не опасался бы их отказа, будь у него достаточно сил сравнять их с землей после этого. Он не пытался уйти от боя; единственное, чего он старался избежать, так это выглядеть обидчивым слюнтяем, жалобно требующим, чтобы ему дали то, чего у него не хватает сил взять по собственной воле.

И еще Уолтер хотел, чтобы отношения с кастелянами брата оставались его личным делом. Ему не хотелось своим контролем над собственными владениями быть обязанным доброй воле короля или даже тем людям, которым он доверял гораздо больше, чем Генриху – таким, как Ричард Корнуолл или граф Пемброк. Но в этом крылась только половина проблемы. Все, что ему надо было сделать, – так это жениться на девушке из семьи, достаточно влиятельной, чтобы дать ему возможность внушать благоговейный страх или, лучше, уважение кастелянов. Поскольку брак представлял собой кровную связь, вопрос о великодушном одолжении тут не ставился.

Ему не надо было даже долго думать, подбирая подходящую семью. Уолтер был сквайром Вильяма Маршала, предыдущего графа Пемброка, когда тому в учение отдали Саймона де Випона. Все полюбили Саймона; его невозможно было не любить, за исключением тех нередких моментов, когда его хотелось убить за очередную несносную выходку. Но даже шалости его были милы и безвредны и исходили скорее от живости характера и юмора, а не от желания навредить. Поэтому Саймона быстро прощали. Но, тем не менее, его следовало наказывать, и, будучи старшим сквайром, Уолтер часто выступал в качестве орудия такого наказания. Несмотря на это, из всех домочадцев замка Саймон больше всего привязался именно к Уолтеру.

Естественно, в результате того, что Саймон предпочитал общество Уолтера, последний услышал многое о доме Саймона и его семье. В то время Уолтер не придавал особого значения восхищенным россказням мальчишки, но они оставили значительно более глубокий след в его памяти, чем ему казалось. После смерти одного за другим родителей и самого старшего брата Уолтер вовсе лишился семьи, поскольку не считал возможным установить более близкие отношения с братом Генри, чем те, что были ему навязаны. И он стал все чаще задумываться о беспокойном, но счастливом и любящем клане Роузлинда, который описывал Саймон. Но, тогда он не мог замахнуться на них, так как Уолтер считал, что мужчина, во владении которого находится только одно жалкое поместье на южном побережье, не может считать себя подходящей парой для девушки из такой богатой и влиятельной семьи.

Со смертью брата статус Уолтера изменился. Сумей он завладеть поместьями, он составил бы подходящую партию для любой богатой наследницы Англии. С другой стороны, имея у себя в тылу клан Роузлинда, он мог быть уверенным, что ни один кастелян в здравом уме не выступит против него. Однако Уолтер не относился к тем, кто готов пренебречь внешностью девушки ради собственной выгоды. Он даже и не знал, есть ли в Роузлинде невеста на выданье, а ему не хотелось ждать лет пять или десять, пока его невеста достигнет брачного возраста. Он стремился иметь дом и очаг, которые мог бы назвать своими.

Так, спустя несколько недель после смерти брата, Уолтер предстал перед родителями Саймона на правах друга их сына. Его встретили тепло, поскольку дома Саймон рассказывал об Уолтере де Клере столько же, сколько Уолтеру он рассказывал о доме.