На следующий день он покинул Роузлинд, не сказав Сибель ничего, кроме нескольких прощальных слов, хотя он говорил лорду Иэну, что собирается ехать в Хемел. К несчастью, Джеффри там не оказалось, он присоединился к королю. Уолтер последовал за ним, зная, что его с радостью примут вместе с Ричардом Корнуоллом.

Он прибыл в Оксфорд двадцать четвертого июня, как раз к началу неудачно закончившегося совета, и был охвачен страхом, узнав, как ухудшилась ситуация в стране, пока он слонялся по Роузлинду. По мере того как яростная борьба между королем и его баронами становилась все очевиднее, усиливалась внутренняя борьба Уолтера между желанием обладать Сибель и пониманием того, что здравый смысл, симпатии и долг чести склоняли его на сторону графа Пемброка против короля.

Явное недовольство лорда Джеффри поведением короля настолько придало смелости Уолтеру, что он отважился рассказать о своих трудностях со взятием во владение земель. Джеффри согласился, что Уолтер поступил разумно, и сказал, что было бы мудро больше не предпринимать никаких шагов до завершения настоящего кризиса. Но Джеффри проявил явный интерес, и это прибавило Уолтеру надежды. Поэтому он очень подробно описал свои владения и то, чего они могли бы стоить. Джеффри из тактичности не рассмеялся. Он знал о том, что Уолтер гостил в Роузлинде, и о том, какое неизгладимое впечатление произвела на него Сибель. Леди Элинор красочно описала все в своих письмах.

Однако когда Уолтер честно рассказал о том, что он думает по поводу поведения Генриха, Джеффри немного охладел. Он не стал, как на то надеялся Уолтер, подталкивать его попросить руки дочери, а просьба уже была готова сорваться с губ Уолтера. Вместо этого Джеффри дал четко понять, что, как бы мало он ни оправдывал действий короля, как бы настойчиво ни советовал Генриху прийти к соглашению с графом Пемброкским, если между ними все-таки произойдет разрыв, то Джеффри примет сторону короля.

И все же Джеффри не мог окончательно противостоять умоляющему выражению глаз Уолтера. Хотя он и сказал, что сейчас неподходящее время для разговоров о брачных союзах, но вместе с тем дал понять, что он рад дружбе с Уолтером, несмотря на все возможные политические разногласия в будущем. С одной стороны, это помешало Уолтеру сделать официальное предложение, но с другой – предполагало, что Джеффри также не примет никакой просьбы отдать Сибель в жены любому другому мужчине.

К сожалению, кризис не растворился в море брани, и примирение не было достигнуто, на что так надеялся Уолтер. Но он, как ни старался, не мог убедить себя в том, что клятва, которую он дал королю, принимая во владение свои земли, была важнее и связывала его сильнее, чем те принципы, которые поддерживал граф Пемброкский. Фактически, у Уолтера не было земель. Уолтер знал свой долг, и, чтобы исполнить его, он с болью в сердце должен был побороть любовь к Сибель. Он предложил свой меч и своих людей из Голдклиффа – всех, что у него были, – в распоряжение Ричарда Маршала.

Ричард не отказал ему, но предостерег, насколько это возможно, от явного разрыва с королем. Чем меньше будет численность людей, из-за которых ему придется спорить с королем, тем легче добиться мира. Он предложил Уолтеру исполнять чисто оборонительные функции: помогать защищать собственность людей, объявленных вне закона, от набегов противников, жаждущих награбить богатство, хоть они и выступают от имени короля. Сердце Уолтера исполнилось радостью. Он не мог сделать предложения Сибель, потому что все еще сохранялась опасность того, что король объявит его вне закона, хотя со своей стороны он не нанесет явной обиды королю. Но пока этого не случилось, он может навестить семью Сибель и, если ему повезет и она будет там, снова увидеть ее.

Им удалось встретиться несколько раз. Уолтер нашел возможность съездить в Хемел после совета, назначенного на девятое июля, на который не приехала вся высшая знать, дабы показать свое недовольство действиями короля.