Он посмотрел на нее так, словно она стояла перед ним без одежды. Словно его взгляд мог проникнуть под полушубок и платье и ласкать ее там. Снимая с нее напряжение, согревая и заставляя забыть о неприятном типе по имени Геннадий.

— Знаешь, Алла, ты фантастическая женщина, просто фантастическая…

И, чуть отстранив ее, шагнул на дорогу, протягивая руку, вылавливая из потока зеленые огоньки. Один из которых подхватил ее и понес к дому — оставив позади этого типа и все внезапно появившиеся и показавшиеся ей сейчас идиотскими мысли. И, вывесив перед лобовым стеклом сказанные им на прощание слова, пробегавшие перед ее глазами бесконечно длинной, нескончаемой строчкой…

— Давай, Андрюха, присоединяйся!

Такое дружелюбие со стороны Корейцевых волков — вечно косившихся на него и явно не желавших признавать его авторитет, слушавшихся только Корейца, а на него реагировавших как на кого-то постороннего, случайно оказавшегося рядом — было приятным, с одной стороны. Хотя с другой — ему на хер не нужна была такая дружба, и фамильярность тем более не понравилась. И присоединяться он не собирался — голая проститутка, стоявшая на коленях и принимавшая одного сзади, а одного в рот, не привлекала.

— Попозже, — бросил, слегка улыбаясь, показывая на всякий случай, что оценил приглашение. — Пойду махну!

В другой комнате то же самое творилось — две пары, только один на один, и еще одна сидела в углу, то ли приготовленная для тех, кто дежурил сейчас перед подъездом, то ли просто забытая впопыхах. И даже у Корейца в комнате две телки торчали — пока не при деле, пока за столом, за которым Генка восседал с тремя своими земляками, принимая явно не первую за сегодня дозу. От баб этих лично его мутило, хотя они еще ничего были, эти их на Тверской снимали, а если бы вызвали из какой-нибудь близлежащей конторы, наверняка бы жуткие потасканные бляди приехали. Или сопливые малолетки, у которых вид такой, словно не жрали полгода.

— Махнешь, Андрюха?

Он мотнул головой, выходя в кухню, единственное спокойное место посреди всеобщего бардака. Хотя следовало признать, что бардак был организованный — все пристойно, пацаны поддатые, но не пьяные, никакого лишнего базара, никаких погонял. Все Кореец, великий конспиратор, — видать, хоть и дал волкам своим отдохнуть, но предупредил заранее, чтобы при блядях ни слова лишнего, и чтобы пили не много.

Может, и к лучшему, что Кореец дал своим расслабиться, — не то пихал бы сейчас за сегодняшнее. Когда он вернулся, проводив Аллу, поймав ей тачку, разбор тут же начался — тихий, но от этого не менее неприятный.

— Ну ты е…нулся, в натуре, Андрюха! Мусора ищут, Труба ищет, а ты мне лепишь какую-то х…йню и едешь с телкой в кабак. Не, в натуре, ты че делаешь, а?

— Да че я делаю — поехал по делам, ты ж просил налик, вот двести штук и достал. А там рядом фирма у меня одна есть ювелирная, работаю с ними, ну и заехал. А там с ней встретился — ну и решил договориться насчет английского. Сам же говоришь — сваливать надо. Ну и куда я без языка свалю?

— Ты мне мозги не е…и, — Кореец понизил голос до шепота. — Ты налик достал и пое…аться поехал — так и говори. И ты мне еще скажи — ты, в натуре, самоубийца или просто не сечешь, сколько народу тебя ищет? Нет, Андрюха, ты скажи — ладно, лавэшки, я ж с тобой людей послал. А ты все делаешь, их отправляешь и из-за бабы едешь в город, с четырьмя пацанами зелеными, которые и не могут ни хера, и башку подставляешь ради того, чтобы пое…аться.