– Потому что это история. Мы чтим и уважаем свои корни. Такие поместья сложно содержать в приличном виде, поэтому зачастую используется только несколько комнат, а остальные закрыты. Это место принадлежало моему пра пра прадеду, графу Нолану, – спокойно объясняет Слэйн, сопровождая меня по тротуару к входу.

Мы походим мимо величественных колонн, статуй и многочисленных фонтанов.

– Всё такое красивое, – оглядываясь, шепчу я.

– Тебе это не нравится, – заключает Слэйн.

– Нравится, наверное, но у меня такое чувство, словно я попала в какую то паршивую пародию сказки про Золушку, а она из меня никакая. Я чувствую себя не в своей тарелке. Фальшивкой какой то, – признаюсь я.

– Энрика, тебе не о чем волноваться. Поверь мне, что кто здесь и фальшивые, так это те, кто находятся внутри, – успокаивает меня Слэйн.

– Ты вырос здесь? – интересуюсь, меняя тему.

– Да, но часто проводил время в поместье деда. Оно очень отличается от этого замка. Оно проще, и напротив него есть озеро. Мне нравится находиться там. Там спокойно. Только природа и ты, – улыбается он.

– Думаю, что там нет ощущения холода, как здесь.

– Тебе холодно? – удивляется Слэйн.

– Немного. Не из за погоды, а из за мнения об этом месте. Наверное, нужно привыкнуть жить в нём или родиться в такой семье, как твоя, чтобы подобные места не вызывали желания убежать отсюда, – кривлюсь я.

– Тогда дело совсем не в месте, где ты родился, Энрика. Я тоже постоянно испытываю желание свалить отсюда к чёрту, – улыбается Слэйн. – Я ненавижу это место и этот дом. Хреновые воспоминания.

– Хм, ты про случай в школе?

– Нет, – лицо Слэйна мрачнеет, и он останавливается на середине парадной лестницы. – Я никогда не знал, что такое дом и нормальная семья. Ни разу не слышал о том, что меня здесь любят.

– Как так? А твоя мама не говорила тебе об этом? – ужасаюсь я.

– Нет. Она была слишком занята, чтобы тратить время на глупости. Отец, вообще, не воспринимал меня, как человека, а только как способ удачных инвестиций в будущее. Единственный, кто увидел во мне личность, был мой дед. В этом мы с тобой похожи, Энрика. Я тянулся к деду, и именно он, когда меня сломали и унизили, протянул мне руку помощи. Он показал мне совсем другой мир, учил меня и гордился моими победами не в спорте, а в умственном развитии. Он поощрял моё желание развиваться в науках и технологиях, когда отцу была важна сила.

– Твой отец ублюдок, – злобно шиплю.

– Не могу не согласиться. Это так. Единственный, кого он боялся, это мой дед.

– А что с ним случилось? Он умер из за старости?

– Нет, его убили.

Охаю и закрываю рот рукой.

– Убийцу нашли?

– Нет. Никаких отпечатков пальцев, никаких зацепок. Мне было двадцать два, когда его убили. Киф несколько лет пытался найти убийцу, но всё было тщетно. Моему деду вырезали сердце.

Ком тошноты поднимается к горлу, и я с ужасом смотрю на Слэйна.

– Господи, – шепчу я.

– Сердце вырезали довольно аккуратно, но сделали это на живую. То есть так, чтобы деду было больно, и он умирал в мучениях. Это случилось здесь, в этом доме, когда никого из нас не было. Мы уехали в Италию всей семьёй. Моего деда многие ненавидели, потому что он был суровый, но справедливый. Он никогда не прогибался ни под кого, а многим это не нравилось. Я думаю, что его заказал мой отец, чтобы слишком влиятельный дед не мешал ему жить так, как он хочет.

– Чёрт, это так отвратительно.