Не разжимая объятий, Рейф снова согнал кота и уселся вместе с ней на кушетку. Молли повернулась и прижалась к его груди, спрятав заплаканное лицо.

– Мне так стыдно, – пробормотала она. Его рубашка пропиталась слезами.

Рейф промурлыкал что-то убаюкивающее. И тут, когда Молли уже начала успокаиваться, плотину прорвало, и на волю вырвался поток слез, копившийся с тех пор, когда ее родители погибли на горной дороге.

В то время плакать было некогда. Нужно было сохранять мужество хотя бы ради сестер, договариваться насчет похорон, встречаться с адвокатом, священником и знакомыми, которые приходили выражать свои соболезнования. А ведь были еще социальные работники и представители страховой компании. Отцовская страховка пропала из-за просроченного платежа. Прекрасный человек, добрый, веселый и любящий, он вечно путался в мелочах. В груде мелочей. Молли помнила, как она плакала, но у нее не оставалось времени ни на что, кроме скупых слез, пролитых ночью в подушку, чтобы не услышали сестры.

Ей пришлось устроиться на вторую работу и трудиться без выходных, чтобы рассчитаться с адвокатом и выплатить отцовские долги. А потом пошли расходы на обучение, которые едва покрывались ее скудными заработками.

И, наконец, когда груз ответственности уже свалился с ее плеч, она встретила Кенни и вышла за него замуж.

Молли очень скоро разочаровалась в своем прекрасном принце, но было уже поздно. К добру или к худу, но она всегда исполняла свои обещания. А в Гроверс-Холлоу очень серьезно относились к брачным обетам. Все могло сложиться иначе, если бы она не забеременела. Беременность не была желанной. Кенни не любил детей. Позже Молли поняла, что он во многом оставался ребенком и не хотел, чтобы у него был соперник.

Кенни не задерживался ни на одной работе, по его собственным словам, из-за разногласий с начальством, или из-за невозможности сделать карьеру. Чем лучше Молли узнавала своего мужа, тем сильнее тревожилась. К волнению добавился и сильный токсикоз. Затем ее фирма разорилась, а Кенни уволился из компании по производству торговых автоматов, потому что работа рассыльного унижала его достоинство. Через неделю у Молли случился выкидыш. В то время, виня себя во всем, она не могла даже плакать, потому что если бы начала, то уже не смогла бы остановиться.

Зато теперь нашла время.

– Прости, – прорыдала она.

– Ничего страшного. Поплачь, как следует, и выкинь его из головы.

Рейф думал, что она плачет из-за Кенни.

– Лучше бы он свалился с парома и утонул, – пробормотала Молли, уткнувшись носом в мокрую рубашку.

– Да тебя же совесть заест, если это случится, – возразил Рейф.

– Ты теперь вечно будешь мне глаза колоть? – Она улыбнулась сквозь слезы. – Насколько я знаю Кенни, он упадет на отмель, и его непременно спасут, а потом он подаст в суд на спасателей за нанесение морального ущерба и испорченное пальто.

– Ну, вылитый принц.

– Не смейся. Если бы он решил, что мы на самом деле женаты, то подал бы на тебя в суд за то, что ты отнял у него доступ к кормушке.

– Представляю себе этот судебный процесс.

Молли хихикнула. А затем рассмеялась. И это было очень приятно, несмотря на то, что ее глаза щипало, нос был заложен, и все в ее жизни осталось прежним.

– А ведь ничего смешного в этом нет. Теперь, когда он знает, где я работаю, наверняка начнет околачиваться вокруг «Священных холмов» и всем глаза мозолить. А потом у меня начнутся неприятности, и меня уволят. Сколько раз это уже было.

– И он пойдет на это, даже если будет думать, что ты вышла замуж?

Она надменно фыркнула.

– Да он ни за что на свете не поверит, что такой человек, как ты, может жениться на такой женщине, как я.