— Ты продаешь себя за то, чтобы уничтожить чары?
— Ну, если ты так ставишь вопрос, — проговорила я, — то да, и не задумываясь.
В некотором смысле мне было все равно. Игра, так или иначе, закончена. Я бегала и пряталась с четырнадцати лет, но всегда знала, что когда-нибудь мой принц найдет меня, и тогда кто-нибудь придет и заберет меня к нему. А уничтожение чар — это ложка меда, чтобы хоть немного подсластить пилюлю.
— Если ты этого хочешь... — Малик повернулся и поманил к себе Тони.
Она подошла и встала рядом с ним, солнечно улыбаясь.
— Сама видишь. — Он взял ее руку и протянул мне, словно подарок. — Чар больше нет.
Я нахмурилась — у меня возникли нехорошие подозрения. Взяла Тони за подбородок. Ее улыбка не изменилась. Я протолкнулась к ней в сознание... и ничего не обнаружила. Ни перепутанной сети мыслей, ни морока — просто ничего. Разум ее покинул. Она уже никогда никому ничего не расскажет. От потрясения сердце у меня снова забилось. Малик не просто стер ей память, он начисто уничтожил ее личность. Меня затошнило при мысли о том, что он оказался способен на такое, что такое вообще возможно. Он прикоснулся к ее плечу, и она ушла куда-то под купол.
Тони хотела обречь меня и всех остальных фей — всех, кого только могли заполучить вампиры, — на вечное рабство.
Чар больше нет.
Тошнота отпустила, и меня окатило теплой волной облегчения.
Чар больше нет.
Малику придется силой тащить меня обратно, и я пальцем не пошевелю, чтобы облегчить ему задачу.
Я улыбнулась ему, показала клыки:
— Кажется, тебе нечего больше предъявить для торга.
— А как же Роза?
Вот нелегкая!
Вечно что-нибудь да остается. Он хотел уничтожить тело Розы, чтобы спасти ее душу от демона, которым она была одержима, только это был не демон, а я. Неужели он по-прежнему этого хочет, даже теперь, когда он знает, что это я иногда забиралась в ее тело? Я пожала плечами:
— А что Роза?
Он махнул рукой в сторону трупа Графа:
— Это было... неожиданно. — Подошел ко мне, протянул руку. Перламутровая рукоять кинжала сверкнула. — Как и вот это, Женевьева.
Я не шелохнулась.
— Сдается мне, ты влип, — заметила я с притворным сочувствием. — Ты же не можешь убить это тело, не убив заодно и меня. Очередная версия истории про курицу, которая несет золотые яйца.
Малик щелчком выпустил лезвие и прижал острый кончик к моей груди. Серебро жгло кожу.
— Почему бы не отобрать обе твои жизни? — спросил Малик, опустив ресницы и изогнув губы в лукавой усмешке.
— Ладно тебе, Малик, хватит дурака валять! — Я вздернула подбородок. — Я была маленькая девочка. Маленькие девочки — маленькие, а не глупые. Может быть, лица твоего я и не видела, но руки узнаю.
«Хватило бы и одного прикосновения», — добавила я про себя, хотя ни за что не призналась бы в этом никому, даже себе, даже в вещем сне.
— Просто удивительно, что он так долго тянул, прежде чем отправить тебя за мной.
— Разумеется, ты права. — Малик опустил нож — теперь клинок упирался мне под ребра.
— Приятно, что этот маньяк-убийца меня не забыл, — заметила я, не показывая виду, как мне страшно.
— Он приказал мне доставить тебя к нему еще десять лет назад, — вздохнул Малик, и у меня от этого вздоха защемило сердце. — А я его не послушался. — Кончик клинка вдавился мне в кожу.
Я разинула рот от изумления:
— Чего?!
— Женевьева, Автарх мне больше не Господин. Уже лет двадцать прошло.
Мое левое запястье обвили холодные пальцы. Малик занес нож и рассек мне руку — ее обожгло льдом. Кровь потекла бойким ручейком и выплеснулась на голубой пол. |