Близко уз-дев Майка, она открыла для себя еще одну черту в его характере – он не отличался большой скромностью. Но она находила очаровательным и забавным, когда он охотно внимал лести вместо того, чтобы воспринимать ее так, как воспринял бы средний англичанин; «О, не такой уж я хороший игрок». Майк, определенно, был о себе высокого мнения.
Хотелось ли ей продлить эти бурные, немного лихорадочные недели? Трудно сказать. Она не решилась ответить на этот вопрос, поскольку в глубине души чувствовала, что готова вернуться домой.
Вскоре Майк появился в ее комнате, вытирая лицо полотенцем после душа. Его волосы были взъерошены. Как молодо он выглядит, подумала Венеция. Она успела одеться, и теперь на ней было белое с зеленым платье из хлопка, а волосы зачесаны назад, и собраны в узел. Из украшений Венеция надела недорогие под золото клипсы, купленные Майком в «Казино» прошлой ночью. Она увидела эти украшения в одной из витрин и захотела их приобрести.
Они проиграли в «железку» до двух часов. Венеции везло, и она выиграла пятнадцать тысяч франков. Она собиралась потратить их на подарки, но Майк сзади подошел к ней (они играли за разными столами), увидел перед ней кучу жетонов и протянул к ним свою загорелую руку.
– Одолжи мне немного, милая. Я проигрался. И разноцветные кружочки быстро перекочевали в карман Майка. Венеция все еще не могла без трепета видеть этот теплый зовущий огонек в его глазах и после всего безумия последних двенадцати дней никак не могла свыкнуться с мыслью, что она миссис Прайс; что со вдовой Джефри Селлингэм произошла удивительная метаморфоза. В «Казино» Майк обещал вернуть одолженные жетоны, но опять проиграл. Возвращаясь в отель под огромными россыпями звезд, он не переставал жаловаться на фатальное невезение, преследовавшее его за игральными столами. К тому же в «Казино» было страшно жарко. Самое неприятное заключается в том, что он потратил почти все туристские чеки. Венеции придется подождать, пока он не сможет вернуть ей все то, что он взял у нее взаймы (в последние два дня он только и делал, что одалживал у нее).
– Не беспокойся, милый, – сказала она, прижимаясь к нему. – Все, что я имею, – твое.
– Ты ангел, – произнес он, целуя ее в макушку.
Деньги ее мало волновали. Беда только в том, что с собой у нее не было франков, на которые она хотела бы купить подарки своей дочери и матери Джефри.
За границей она получила две весточки от Мейбл. Письма дочери следовали за ней и, наконец, догнали ее в этом городе. Одно из писем она прочла Майку. Оно его позабавило, и он от души смеялся.
«Очень надеюсь, что ты классно проводишь время. У нас тут стоит страшная жара и, наверняка, во Франции тоже жарко. Я начала вести пятилетний дневник, который бабушка подарила мне на день рождения, и описала в нем вашу свадьбу. Я написала, что ты была очень красива, что было много народу и мне понравилась роль твоей подружки, пусть даже ты и не походила на настоящую невесту…»
– Хотел бы я знать, что у нее на уме, – улыбнулся Майк.
– Я не очень уверена, – рассмеялась Венеция, – но, пожалуй, она считает, что на невесте должна быть белая фата и флердоранж. Вот послушай, что она здесь пишет о нас: «Моя мама была красивой в шелковом платье цвета бледного табака с жемчужным ожерельем в три ряда и в большой черной шляпе, из-под которой выбивались ее золотистые волосы…»
– Мне это нравится – «золотистые волосы», – заметил Майк.
– Мейбл вступила в романтическую полосу, – сказала Венеция и продолжила чтение письма:
«Муж мамы, которого я буду называть дядя Майк, был очень красивым в светло-сером костюме с белой гвоздикой. |