Настало время, заявил он, чтобы жена научилась считаться с мнением мужа, и он не желает, чтобы мисс Мейбл Селлингэм отодвинула его на второй план, а если мисс Селлингэм настолько мала, что должна разбирать свои игрушки с кем-то, то ей лучше провести следующее Рождество с бабкой, которая такая же чокнутая, как и она сама.

Венеция изумилась, но быстро опомнилась:

– Это не они чокнутые, это ты дурак, черт возьми! У нас с Мейбл просто заведено приходить друг к другу утром в Рождество, и глупо устраивать сцены по этому поводу.

Он принялся страстно целовать ее, заглушая протестующие слова.

– Как ты мне нравишься, когда сердишься! Перестань говорить об этой противной девчонке и поцелуй меня. Ну же… поцелуй!

На мгновение он одержал победу… но ему не дано было понять, что он навеки потерял ее уважение.

Невидящим взором она повернулась к свету, пробивавшемуся сквозь тяжелые атласные шторы цвета слоновой кости, висевшие на окнах. Она не замечала ни узорчатых обоев, которые выбирала так тщательно специально для их спальни, ни хрустальной вазы, полной гвоздик, которые Майк вчера вечером привез из Лондона…

Только в половине десятого Майк отпустил Венецию. Она накинула халат и бросилась в спальню дочери, оскорбленная до глубины души.

Самое печальное заключалось в том, что инцидент никак не отразился на Майке. За завтраком он, как ни в чем не бывало, сказал:

– Боюсь, я нагрубил тебе, милая. Извини! Нельзя быть такой красивой! Передай своему чаду, что я поцелую ее под веткой омелы, если она будет вести себя хорошо.

Она совсем недолго пробыла у Мейбл, чувствуя недомогание и не желая, чтобы дочь что-то заподозрила. Глядя в ясные глаза Мейбл, наблюдая за тем, как она резвится с собакой, слушая ее восхищенные возгласы при виде праздничных подарков, она подумала:

«Слава Богу, что у меня есть дочь!»

Глава 4

Когда Венеция вернулась в спальню, Майк принимал душ. Сквозь полуоткрытую дверь доносилось его веселое насвистывание. От этого звука ее неприязнь к нему только усилилась.

Она успела переодеться, когда Майк вышел из ванной. В черном атласном халате и красном галстуке он выглядел несколько театрально, а его улыбка была, как всегда, неотразима. Потирая руки, он воскликнул:

– Привет, милая! Как сегодня морозно! Что у нас на завтрак в рождественское утро?.. Меня устроила бы копченая селедка. Что ты на это скажешь?

Венеция принялась наводить порядок на туалетном столике, придав своему лицу спокойное выражение. Она, к своему ужасу, почти ненавидела Майка.

– Нет… я заказала яйца в мешочек, – ответила она. – Ты бы лучше спустился вниз, Майк, а то я сказала Маргарет, что мы будем есть в девять, а сейчас уже почти десять.

Майк подошел, повернул ее к себе и с искренним удивлением посмотрел ей в глаза. Но даже косметика в это утро не могла ввести в заблуждение Майка… он не мог не заметить в утреннем свете безжалостную сетку морщин и темно-фиолетовые пятна под этими прекрасными глазами.

– Счастливого Рождества, миссис Прайс, – сказал он, наклоняясь и целуя жену. К его удивлению она оттолкнула его.

– Не надо… пожалуйста, – резко сказала она.

– Что с тобой? Какая муха тебя укусила? – спросил он с обиженным видом.

Она посмотрела на мужа долгим взглядом. Он покраснел и отвел взгляд, пробормотав:

– Проклятье! Ты никак не можешь забыть нашу небольшую размолвку?

– Это для тебя небольшая размолвка, но не для меня.

Он пожал плечами, отвернулся и сунул руки в карманы.

– Знаешь, не хотелось бы портить Рождество. Я спускаюсь… и к черту Маргарет, эту старую стерву! Она, видите ли, начнет сердиться из-за того, что я опоздал.